Александр Терехов - Натренированный на победу боец

– Ничего себе, – промямлил Свиридов и зашипел: – Елена Федоровна, какой гранит?! Ты ж говорила: глина! Должна глина!

– Ах, что я могу знать? Вы уехали, про вас такое говорили… Я одна. Сказали бурить. Откуда я могу знать? Может, так и надо!

– Ну, тихо… И что же, Прохоров, что ли?.. И еще, значит, как бы, такое, есть?

– Сплошь! Вон – мы сколь раз пробовали, столько и вывернули. – Прохоров раздвинул людей, давая простор взгляду.

Свиридов смурно уставился на каменные колоды, побольше и меньше, разно раскинутые по всей площадке, дыхнул и слабо сказал:

– Ну, а хоть вот эту прочти…

– «Лета 6814 преставись раб Божий князь и старец Исаия Петров…»

– Еврей, – заметил кто-то, Свиридов вскинулся:

– Кто сказал? А ну отставить! Я покажу… Я… в общем, разойдись. Пятнадцать минут технологический перерыв. Закурить и оправиться. Можно в туалет – малая нужда. Всем покинуть рабочую площадку! Поживее, живее. – Он уже нетерпеливо манил: – Прохоров, поди-ка, ага, сюда. – Схватил того за ремень и впечатал кулаком точно в лоб. – Ты мне что, мразь, откопал? Ты откуда достал эту пакость? – Прохоров угибался, норовя перехватить кулак, свалился на колени, Свиридов гвоздил. – Убью, тварь! Уволю без пенсии!

– Так находки ж! Федоровна!

– Прекратите… Или я уйду!

– Стоять! Все-все-все, прости, ну-ну… Ну вот здесь – что написано?

– «Анастасия Бахтеярова доч».

– А, тварь… А тут? Тут?

– «Священноиерей окольничий Борисов. Схимница Надежда. Волею Божею не ста Андрея Стефанова Веламинова. Иоанн… Калашников. Князь Прокопий Смойлов Траханиотов».

– Черт, черт!

– Не торопите меня! «Стряпчий Барнышлев преставися… Аврам Григорьевич Огин-Плещеев». Это… Не разберу. «Стольник Клешнин. Старец именем Андрей. Монахиня Елена, в миру Потемкина, преставися с миром. Зубачева Елизавета. Засекин. Епископ Крутицкий Пафнутий. Инок Григорий. В месяц януаре 24 день Федор Михайлович Мстиславский. С нами Бог, никто же на ны». Сколько еще? Да что мы глаза ломаем, где ваши накладные – сверьте!

– Рот закрой! – Свиридов отступил в сторону, развернул на каменном гробу свиток, выуженный из потайного кармана, и уперся в него фонарным лучом.

Прохоров потрогал голову, на четвереньках добрался до груды палок и присел на них – палки, видно, наносили для костра, женщина темнела недвижно, как столб, – там, выше, над нами, завиднелось небо, словно чья-то рука оторвала его от земли; Свиридов листал-листал, страницы всхлипывали, женщина крикнула:

– Смотрите на «эн»! Надгробья! О господи…

Свиридов согнулся – страницы хлестали его по лицу, там, выше, теплело – снежная соль, щепотками достигавшая нас, словно ветер стряхивал ее с невидимых деревьев, теперь обратилась в холодные крапины – они кололи лицо.

– Нету. – Свиридов потушил фонарь, в темноте еще потерянно, пусто перебирал листы. – Нету такого. И что ж, Прохоров, вывернули, и еще, думаешь?..

– Вообще земли нет под ногами! Глина – тока на штык. И сразу эти камни, где ни забуриваемся! Вынимаем, под ей – другая. В одном месте решили вынать, пока будут, – шесть штук вынули, и все равно еще есть. А попробуй их вручную вынуй – окапывать надо, кран. Тесно лежат. Чуть костей только между. – Прохоров указал на кучу под своим задом. – Я уж приказал сносить на всякий случай. То монета попадется, то пряжечка, кресты. Вы говорите, забуриться. Сразу, прям, бить. Разобрались бы сперва. Шестой бур выщербили.

– Что за гадство! – вздрогнул Свиридов от дождинки, угодившей в глаз. – Елена Федоровна! Что за гадство?!

– Ну откуда я могу знать? – приговаривала женщина. – Что я вам, археолог, что ли? Кости. Думайте скорей. Сюда же приедут. Надо как-то сохранить вид, чтоб раскоп…

Дождь соткал из нитей сеть и мелко зашуршал по клеенке, прикрывавшей находки, рабочие возвращались, надевая на шапки пластиковые кульки и капюшоны из плащевки, становились забором вокруг.

– Думать нечего, – выдавил Свиридов. – Нечего думать! Превозможение! Ребята, колоды зарыть на хрен обратно. Наносить глины и заровнять в гладкое место – до лучшего времени!

– А костяки?

– Кости побить в мелочь и раскидать в поле. Прохоров, приказывай! Елена Федоровна, к одиннадцати будут плясуны, певцы, подвезут местных жителей, наше дело – помост, лесенки и лампы, на случай – в городе запразднуют и к нам припозднятся. А? Чего тебе, Костромин?

Свиридова тронул за хлястик стриженый парнишка:

– Товарищ прапорщик…

– Слушаю. – Свиридов будто обрадовался и уже наступал на него. – Че такое?!