Александр Терехов - Натренированный на победу боец

– Не приедет. – Витя зевнул и белый телефон задвинул в общий ряд. – У них. Изменилась программа. Уже есть в московских вечерних газетах. Что теперь… Можете подумать. – Губин коряво улыбнулся и добавил: – Но немного.

– А самолеты? – оглушенно спросил Баранов. – Назад?

– Ты их видел? Какие самолеты?!

После этих слов молчали долго.

Витя изучающе смотрел на Баранова. Свиридов заткнул уши кулаками.

– Ну, ну, полно вам, – Витя шутливо насупил брови. – Что скажем народу?

– А что надо сказать народу? – отнял руки от головы Свиридов.

– Что. Ну как – что? Правду, наверное, да?

– Правду. Да… Наверное.

– Ну, сказать правильную речь, – подхватил милиционер, а прапорщик фыркнул:

– Где ж вы видали неправильные речи?

Губин несвободно рассмеялся, вскочил, прошелся, ничуть не выйдя из-за стены, образованной сейфами, и цапнул Баранова за плечи.

– С чего ты взял, что я не пошутил? Может, мне важно глянуть, как себя поведешь?!

Баранов бросился на выход, дернул дверь, Витя хохотал.

– Открой! Сволочь!

– Ся-адь! – весело восклицал Губин. – Пошутил. Он, правда, не приедет. Просто… Смешная вещь. Но я как надо не расскажу. Есть смешные вещи, очень смешные, но их не расскажешь. Сейчас сижу и думаю: объявлю им… Так не поверят! Как доказать? Газету? Газету и здесь напечатают. Подумают, что испытываю, – Витя серьезно спросил: – Видите, как смешно? Плюнул – ну и хрен с ним, завтра не приедет – сами убедятся. А потом понял: нет, не поверят. Подумают, на самом-то деле приехал, а мне для чего-то надо изобразить, что – нет. Я не могу ничего. Одно осталось. У нас уже есть удачный опыт. Поверьте на слово – не приедет.

Баранов отпустил дверь, нашел задом ближайший стул и смежил веки.

– Попросил кинуть нам хотя б министра культуры. Но он в Германии. Как только передумали ехать – я не могу никому дозвониться. Так что? – Витя покраснел и закричал, злобно взглядывая на Баранова: – Что такое?!

Еще раньше я услышал за дверьми возню – женский голос, не удержали – невеста ворвалась, нетвердо, как на высоких каблуках, пошла к Вите, протягивая руку к его лбу.

– Что ты придумал? – На свету огромная, неуклюжая. – На улицах одни солдаты… Меня хватали за руки. Я что, я уже не могу видеть тебя? Мне страшно!

– Кто пустил?! – надсаживался за спину ей Витя. – Уберите это, это! Отставить. – Отстранялся от ее руки. – Вон! Я – маршал республики!

Услышав сапоги, она проворно села, обняла его колени, жалась к ним головой, Витя откинулся и встряхивал ногами, будто вцепилась собака, и колотил рукой по столу, как от боли; ее оторвали, Баранов заломил вырвавшуюся руку, выволокли, за дверью страшно выкрикнула его имя, громыхнули двери – тишь.

– Извините. Нет понимания. Они еще не знают, какое… Продолжайте.

Баранов докусал ноготь на большом пальце – сломал – и признался:

– Никому не говорить, радио глушить. Но вообще страшно. Хочешь обижайся на меня, хочешь – уволь, но я, раз такое дело, всех бы наших отпустил. Теперь-то зачем? Надо быть рядком. И дальше думать.

– И Трофимыча! – подхватил Свиридов, все на него взглянули удивленно. – Я даже рад. Что-то такое должно было вылезть под конец. Раз мы вышли на битву – нас будут искушать до конца. Обязательно в конце привидится: все пропало. И наша святость – последним подвигом превзойти. Я принимаю ответственность на себя. Помилование: всех задержанных отпускаем с этого света. Второе, самое важное. Вы не знаете, как с народом, – подмигнул Свиридов. – А я знаю русского человека! Настроение народу нужно переломить, и все забудут.

– Каким образом?

– Собрать всех, на площади молебен, и объявить: ближайший вторник – день введения счастья.

– А что во вторник? – растерялся Баранов.

– Первое, до вторника еще есть время. – Свиридов обвел всех взором. – Второе, во вторник – введем счастье. Ведь, если не врать, – лукаво прошептал, – ведь это именно и было в замысле, чего ж нам этого стыдиться?

– Благодарю, – крякнул Витя и выразительно взглянул на Баранова. – Свиридов, убирайся в лечебный отпуск. На десять суток на раскопки. Отлучишься – уволю без пенсии. – И рявкнул: – А ну пошел на хрен отсюда!

Свиридов пообещал от дверей:

– Короче, на коленях будете просить!

Той же ночью мы выехали на раскопки.

Нам дали грузовик. Заодно он вез археологам хлеб и воду. Мы сели в кузов придерживать молочные бидоны с водой. Пришлось ждать, в город вводили людей, мы возвышались надо всеми, смотрели в черные окна того берега, под нами вели людей быстрым, рабочим шагом, мужчины и женщины врозь, несли бумажные цветы и картинки на палках, словно дворницкие лопаты, воспитательницы гнали детей.