Александр Терехов - Натренированный на победу боец

Нет, она выходила. Уже не ради любопытства – жрать. Пора уже злобиться – не хватает мяса, пора звереть, это на руку мне, но капканы она обогнула змейкой, все три ряда – меж следами на муке равные расстояния – не топталась! не подумала нигде! – не соблазнил. Такая ж тропинка обратно. Больно, когда тебя поняли всего.

Как убить? Не цветочек ведь, не человек. Я зажег фонарь: рыхлятины у норы не прибавилось – обустроилась. Если б она копала на другой выход… Я подслушивал – Витя рассказывал Ларионову, я попал на вопрос.

– В ванной жила?

– Под ванной. А днем выходила. Мы никто не заходили, у меня и родители боятся очень. Отраву какую-то клали, а даже глянуть страшно: ела или нет. Так и колотили палкой, и вся борьба.

– Кошку.

– Заперли на ночь – так кричала, что никто не спал. Умыться ходили на кухню, мыться в баню. Мать не стирала. Теперь бы я… И плевать. А тогда – уже не спал.

– И как же вы? – громко спрашивал архитектор, вынуждая Витю отвечать громче, чтоб я усвоил.

– Колбасу дорожкой выложили к двери. И на лестницу. Из кухни смотрели. Он вышел… Ел и шел. Боялись, вдруг наестся на полдороге? Нет, вышел, вышла туда, за порог. Отец дверь захлопнул, а он на отца глядел так осуждающе… Таким я был. Сколько чувствовал про себя…

Ларионов что-то неслышно спросил.

– Да, за науку я им благодарен.

Я вылез, жмурясь на свету, велел Вите:

– Иди к Старому. Скажешь, тампон буду делать. Тампон. Что даст – принесешь.

Ларионов, спровадив товарища, попросил:

– Не будьте беспощадны к нему. Все не так… Все уезжают от нас – он вернулся. Наше будущее.

– На хрен мне ваше будущее, я его не разделяю. Дуй капканы разряди. Пятнадцать капканов – пятнадцать кусков хлеба в кулаке, чтоб ни один на пол.

Незачем идти в банк. Посиди.

В банке красили рамы и подоконники. Управляющая ожидала посреди кабинета – в цветной рубахе выпуском на черные штаны. Блестели смоляные сапожки, пока я лязгал замком.

– Там ключ снаружи. Заперся.

– Что ты ко мне так ходишь? Ко мне надо ходить: коробка конфет, хорошее вино. Цветочки, видишь, надо освежить. Вчера полковник заходил. Говорит, Алла Ивановна, а губы у тебя рабочие, а я говорю: чего-о?

Я схватил ее за волосы и потянул за спину – закрыла глаза от боли, но упиралась, выдавливая напрягшимся горлом:

– Сделай больно… Ну, укуси меня. – Ворочалась в моих руках, дрожаще вздыхая, только ее руки смелели, вскинула заслезившиеся глаза. – Ты же потом меня уважать не будешь. – И обняла, и вырвалась – дунула в лицо. – Отстань, ты мне что должен? Сделай. Мне нравится, когда мне должны мужчины. Зачем стул?

Я загораживал стульями пути отхода, оставался угол за столом, ей вдруг понадобилось перебрать бумаги, нагнулась, ткнула кнопку:

– Лид, пусть придет постовой, а то я захлопнулась – сама не выйду.

Застегнулась и старательно, с выкрутасами поцеловала.

– Все будет. Иди.

Я отпер задергавшуюся дверь.

Вату и антикоагулянты Старый сам принес. Подсветил, а я натолкал в нору комки ваты, самые последние смочил отравой и набил плотней пробкой, прислонил снаружи фанерку и придавил кирпичом. Вот.

Раз упрямая, значит, выгрызет путь наружу. Нажрется податливой ваты. Ждать до утра. Старый помалкивал.

– Что ты мне скажешь?

– Излишне ты увлекся. Любую дохлую бы показал… Жалко сил – никто ж уровня не оценит. Было бы ради чего, ты ж не слушаешь меня…

– Что в гостинице?

– Ночью не падали. Скоро поедем.

Заборов на улице хмурил морду, потертую, как бумажник:

– Ишь падают…

Листья ссыпались, раздевая наголо растопыренные ветки, моросило с потемневшего склона небес – там двигались и мешались синие лохмы с пыльными и грязными брызгами, холод, мокрость, над городом всплыла красная ракета и зацепила искристым крюком небесный ломоть: мы шли.

– Так доживешь, – промолвил Заборов, и я тоже увидел слепца: дед полз вдоль дома, стукая задранной высоко палкой, – искал свое окно. Или проходную арку, оставшуюся за спиной.

Заборов огляделся, ладно перепрыгнул оградку и подбежал через дорогу к деду:

– Что ищешь, отец?

Дед, еще постукивая палкой, повернулся на голос.

– Ась? – Закинул палку и опустил ее крепко и точно на голову лейтенанту. Заборова бросило на стену, и он съехал по ней до земли, нелепо вывернув руки. Дед перескочил его и живо побежал к нам, перелетев ограду. В подмогу ему, рассыпаясь в стороны, из проходного двора выскочила плечистая команда. Все неслись, мы – столбами, я ткнул Старого в бок.