Энн Райс - Царица проклятых

Прибор был тяжелым; по руке текла горячая вода. В каждой комнате с какого-нибудь участка стены она снимала обои, обнажая старую штукатурку, затем двигалась дальше. Монотонный гул прибора будил в душе беспокойство. Ей казалось, что в нем слышатся голоса – люди смеются, болтают друг с другом, кто-то тихо и настойчиво шепчет по-французски, плачет ребенок – или это женщина?

Она выключила чертов прибор. Ничего. Просто обман слуха – шум самого прибора отдавался эхом в пустой квартире.

Она вернулась к работе, не обращая внимания на время, забыв о том, что за весь день ничего не ела, не замечая усталости. Она передвигалась с тяжелым прибором все дальше и дальше и наконец в средней из спален неожиданно наткнулась на то, что искала, – фреску на оштукатуренной стене.

В первый момент она от волнения застыла на месте. Потом вновь принялась работать словно в лихорадке. Да, это оно – настенное изображение «волшебного леса», которое Лестат заказал для Клодии. Быстрыми движениями прибора она освобождала от обоев все большую и большую площадь стены.

«Волшебный лес с единорогами, золотыми птицами и тропическими деревьями, ветви которых склонялись под тяжестью плодов над веселыми, блестящими на солнце радужными ручейками». Все именно так, как описывал Луи! Наконец она открыла большую часть фрески, покрывавшей все четыре стены. Да, это комната Клодии, сомнений быть не может! У Джесс кружилась голова. Она чувствовала слабость от голода. Она взглянула на часы. Час ночи.

Час ночи! Надо уходить, и немедленно! Впервые за все эти годы она нарушила инструкции.

Но она не могла заставить себя сделать хоть шаг. Несмотря на сильное возбуждение, она безмерно устала. Она сидела, прислонившись к мраморному камину, тусклый свет лампочки под потолком нагонял тоску, и у Джесс разболелась голова. Но она не могла отвести взгляд от золоченых птиц и миниатюрных, великолепно нарисованных цветов и деревьев. На темно-алом небе не было солнца – только полная луна и необъятная россыпь крошечных звезд, на которых до сих пор сохранились частички серебра.

Продолжая всматриваться в пейзаж, она разглядела в углу на заднем плане каменную стену и возвышавшийся за ней замок. Как приятно прогуляться по лесу и сквозь тщательно выписанные деревянные ворота пройти к замку! Словно перейти в другой мир. Неожиданно в голове у нее зазвучала давно забытая мелодия, мотив, который часто напевала Маарет.

И тут она увидела, что ворота нарисованы поверх настоящей потайной двери в стене!

Джесс наклонилась вперед, и ей удалось рассмотреть швы в штукатурке. Да, квадратная дверь, заметить которую раньше ей помешал массивный прибор. Она встала на колени и коснулась двери – деревянная. Схватив отвертку, она попыталась ее взломать. Бесполезно! Она попробовала с одного края, с другого... Но лишь поцарапала фреску.

Джесс опустилась на пятки и вновь принялась всматриваться в изображение. Ворота нарисованы поверх деревянной двери. А там, где на картине ручка ворот, – протертое пятно. Ну конечно! Она протянула руку и слегка нажала на пятно. Дверь распахнулась. Все очень просто.

Джесс посветила фонариком. Обитая кедровыми досками ниша. Но внутри какие-то вещи! Маленькая книжка в белом кожаном переплете, нечто похожее на четки и еще кукла, очень старая фарфоровая кукла!

В первые мгновения она не могла заставить себя прикоснуться к этим предметам. Это все равно что осквернить могилу. Она почувствовала слабый запах, как будто аромат духов. Ей же это не снится, правда? Нет, у нее слишком болит голова – во сне такого не бывает. Она сунула руку в нишу и первой достала оттуда старую куклу.

По современным стандартам тело куклы было сделано грубовато, но форма подвижных деревянных рук и ног претензий не вызывала. Белое платье с лавандового цвета поясом сгнило и превратилось в лохмотья. Но фарфоровое личико с прекрасными большими голубыми глазами из папье-маше было хорошеньким, и распущенные светлые волосы хорошо сохранились.

– Клодия, – прошептала Джесс.

Только услышав собственный голос, она осознала, что вокруг царит тишина. В такой час на улицах прекращается всякое движение. Только потрескивает старый паркет, да мягко, успокаивающе мерцает масляная лампа на столике. И вновь откуда-то донеслись звуки клавикордов, на этот раз играли один из вальсов Шопена – все с тем же, как и прежде, головокружительным мастерством. Джесс сидела совершенно неподвижно, глядя на лежащую на коленях куклу. И ей вдруг захотелось расчесать ей волосы, поправить пояс.