Энн Райс - Царица проклятых

Но все закончилось. Аллея была пуста. Она исчезла.

Точнее говоря, она взлетела, поднялась вертикально вверх, точно так же, как часто делал это и он; ее стремительное движение было недоступно глазам. И тем не менее он ощущал, как она постепенно удаляется. Взглянув вверх, он без усилий нашел ее взглядом – крошечная черточка, удаляющаяся на запад среди обрывков белесого облака.

Резкие звуки заставили его вздрогнуть – вой сирен, громкие голоса, оглушительный треск обваливающихся балок сгоревшего дома. Узкая улочка была буквально запружена людьми, из близлежащих таверн по-прежнему доносилась музыка. Он бросил прощальный взгляд на последнюю обитель мертвых вампиров и, плача, пошел прочь. Сколько же минуло тысячелетий – даже не сосчитать, но старая война все продолжается.

Вот уже много часов он бродил по темным и глухим улочкам.

В Афинах царили тишина и спокойствие. За деревянными стенами домов спали люди. В густом, как дождь, тумане поблескивали тротуары. История его жизни словно гигантская свернувшаяся раковина улитки навалилась на него всей своей тяжестью и придавила к земле.

В конце концов он поднялся на вершину холма и вошел в прохладный, роскошно обставленный ресторан огромного современного отеля из стекла и стали. Все вокруг здесь было таким же черно-белым, как и он сам: танцевальная площадка, похожая на шахматную доску, черные столы, черные кожаные банкетки.

Никем не замеченный в мерцающем полумраке затемненного зала, он без сил упал на скамью и дал волю слезам. Закрыв руками лицо, он плакал долго и безутешно.

– Но его не охватило спасительное безумие, как не пришло и забвение. Он скитался во времени, вновь посещая те места, которые были ему когда-то близки и где он жил, не зная забот. Он оплакивал всех, кого знал и любил.

Но наихудшую боль причиняло ему удушающе тяжкое воспоминание о том, как и когда все это началось. А истинное начало всему было положено задолго до того давнего полудня, когда он прилег в тишине своего дома на берегу Нила, размышляя о неизбежной необходимости ночью идти во дворец.

Все началось годом раньше, когда царь сказал ему: «Если бы не моя возлюбленная царица, я бы и сам насладился этими двумя женщинами. И доказал бы, что никакие они не ведьмы и что бояться их не следует. Ты сделаешь это вместо меня».

Он словно наяву увидел перед собой столпившуюся в тревожном ожидании знать – черноглазых мужчин и женщин в тонких льняных юбках и искусно сделанных черных париках; одни сгрудились за резными перилами, другие гордо расположились возле самого трона. А перед ним стоят рыжеволосые близнецы, его прекрасные пленницы, которых он за время их заключения успел полюбить. «Я не могу совершить такое!» И все-таки он совершил. Этого ждали от него знатные люди, этого ожидали царь и царица, и тогда он надел ожерелье царя с золотым медальоном, чтобы действовать от его имени. Под пристальными взглядами близнецов он спустился по ступеням с помоста и по очереди осквернил обеих.

Конечно, такая боль не может длиться вечно.

Будь у него достаточно сил, он заполз бы в самое чрево земли. Благословенное неведение – как он в нем нуждался! Отправиться бы в Дельфы, побродить по высокой душистой зеленой траве. Нарвать крошечных полевых цветов. Интересно, если подержать их под светом лампы, раскроются они перед ним, как раскрываются навстречу лучам солнца?

Но потом он уже не хотел ни о чем забывать. Что-то изменилось; произошло нечто, сделавшее это мгновение отличным от всех остальных. Она очнулась от долгого сна! Он своими глазами видел ее на афинской улице! Прошлое и настоящее слились воедино.

Его слезы высохли, он выпрямился и прислушался, размышляя о чем-то.

На освещенной шахматной доске перед ним извивались танцующие. Женщины улыбались ему. Быть может, в их представлении он походил на прекрасного фарфорового Пьеро с белым лицом и нарумяненными щеками? Он взглянул на мерцающий под потолком видеоэкран. Его разум стал таким же мощным, как и тело.

Сейчас октябрь конца двадцатого века от Рождества Христова. И всего несколько ночей назад он видел близнецов во сне! Да, отступать некуда. Для него настоящие мучения только начинаются, но это не имеет ровным счетом никакого значения. Он жив как никогда

Он медленно вытер лицо маленьким льняным носовым платком. Он омыл пальцы в стакане вина, словно освящая их. И снова бросил взгляд на видеоэкран, где Вампир Лестат пел свою трагическую песню.