Энн Райс - Царица проклятых

Запах крови. Голод многочисленных вампиров в зале. И пульсирующие звуки музыки, проникающие сквозь дерево и штукатурку.

Не слыша звука своих шагов, Хайман начал спускаться по лестнице, но на одной из опустевших лестничных площадок ноги у него подкосились, и он сел, обхватив колени руками и уткнувшись в них головой.

Эта музыка походила на музыку прежних дней, когда все песни были песнями тела, а песен разума еще не придумали.

Он увидел себя танцующим; увидел, как кружится и подпрыгивает царь – беззаветно любимый им смертный царь; он услышал бой барабанов и пение свирелей; царь передал Хайману сосуд с пивом... Стол буквально ломится от разнообразной жареной дичи, сверкающих фруктов, ломтей хлеба, от которых до сих пор поднимается пар. Царица сидит в золотом кресле – безупречная, спокойная смертная женщина с крошечным конусом ароматизированного воска на тщательно уложенных волосах, медленно тающего на солнце, чтобы надушить ее косы.

Потом кто-то вложил ему в руку гроб – маленький гробик, переходивший от одного пирующего к другому как напоминание: ешь, пей, но не забывай о том, что все мы смертны.

Он крепко сжал его в ладони. Следует ли ему теперь передать гробик царю?

И вдруг царь поцеловал его: «Танцуй, Хайман! Пей! Завтра мы отправимся на север, чтобы уничтожить последних пожирателей плоти». Царь принял гробик, даже не взглянув на него, вручил его царице, и та, не опуская глаз, отдала его кому-то еще.

Последние пожиратели плоти... Какой легкой казалась тогда эта задача, какой добродетельной представлялась их миссия. Пока он не увидел близнецов, стоявших на коленях перед алтарем.

Опять зазвучал голос Лестата – он пел о Детях Тьмы, из суеверия и страха скрывавшихся в подземельях кладбища Невинных мучеников.

Свету навстречу

Мы вышли,

Братья и сестры.

Убейте нас!

Братья и сестры.

Хайман неуклюже поднялся и, спотыкаясь, пошел дальше вниз, пока не оказался в вестибюле. Музыка здесь гремела не столь громко, и он встал напротив входа в зал, наслаждаясь прохладой и свежим воздухом.

Он прислонился к стене, опустил голову и поглубже засунул руки в карманы. Мало-помалу к нему возвращалось спокойствие. Но вдруг он заметил неподалеку двоих мужчин и почувствовал на себе их пристальные взгляды.

Хайман словно бы увидел себя их глазами и ощутил их настороженность, смешанную с внезапным непреодолимым чувством триумфа. Эти люди знали о существовании таких, как он, они были из тех, кто всю жизнь провел в ожидании подобного момента и в то же время опасался его и в сущности никогда не надеялся, что он наступит.

Он медленно поднял голову. Они стояли в двадцати футах от него, возле стенда с афишами, как будто могли в случае чего спрятаться за ним, – настоящие британские джентльмены, дорого и элегантно одетые, пожилые, высокообразованные, с глубокими морщинами на лицах. Абсолютно здесь неуместные изысканные серые пальто, из-под которых виднелись полоски накрахмаленных воротничков и блестящие узлы шелковых галстуков. На фоне разноцветных нарядов неустанно мелькающей туда-сюда молодежи, варварского шума и веселой болтовни они казались пришельцами из другого мира.

И с какой природной сдержанностью они его рассматривали! Как будто воспитание не позволяло им даже испугаться. Старшины Таламаски, разыскивающие Джессику.

«Вы знаете о нас? Да, конечно, знаете. Не беспокойтесь, я не причиню вам вреда».

Эти безмолвно произнесенные слова заставили одного из них, по имени Дэвид Тальбот, отступить на шаг. Его дыхание участилось, на лбу и верхней губе выступила влага. Но какая элегантная поза! Дэвид Тальбот прищурился, словно от слепящего яркого света.

Какой короткой представилась вдруг Хайману человеческая жизнь. Достаточно посмотреть на этого хрупкого человека, для которого воспитание и образование лишь увеличивают риск. Как просто изменить природу его мыслей, его ожиданий. Должен ли Хайман рассказать им, где Джесс? Стоит ли вмешиваться? В конечном счете это мало что изменит.

Они явно пребывали в растерянности, не в силах ни уйти, ни остаться. Хайман чувствовал, что он, можно сказать, загипнотизировал их. Их удерживало на месте своего рода уважение к нему – именно оно не позволяло им покинуть свой наблюдательный пост. И если он хочет избавиться наконец от этих неприятных испытующих взглядов, придется, видимо, дать им хоть что-нибудь.

«Не приближайтесь к ней. Не делайте глупостей. Она теперь находится под наблюдением таких, как я. Лучше уходите отсюда. Я бы на вашем месте сбежал».