Энн Райс - История похитителя тел

Эти слова, должно быть, произвели на него большое впечатление.

У меня разрывалось сердце, когда я увидел боль в его глазах, увидел, как они затуманились, увидел резкие следы страдания на его новой, ничем не запятнанной коже. Но сочетание закаленной временем души и молодого тела снова показалось мне до того чудесным и увлекательным зрелищем, что я только и мог, что разглядывать его, смутно припоминая, как он разглядывал меня в Новом Орлеане, выводя меня из себя.

– Я должен поехать туда, Лестат. В ту больницу. Я должен увидеть, что произошло.

– Поеду я. Можешь поехать со мной. Но я один войду в палату. Так, где телефон? Нужно позвонить в «Сентрал-Парк» и выяснить, куда увезли мистера Тальбота! Меня, кстати, наверное, ищут. Все произошло в моем номере. Может быть, стоит лучше просто позвонить в больницу.

– Нет. – Он дотронулся до моей руки. – Не надо. Лучше поехать. Нужно... увидеть... своими глазами. У меня... у меня плохое предчувствие.

– У меня тоже, – сказал я. Но это было больше, чем плохое предчувствие. В конце концов, это я видел, как седой старик впадает в состояние безмолвной агонии на окровавленной постели.

Всех пациентов, требующих экстренной госпитализации, отправляли в большую общую больницу, и даже в столь поздний ночной час у входов суетились машины «скорой помощи», а доктора в белых куртках не покладая рук принимали жертв транспортных происшествий, внезапных сердечных приступов, окровавленных ножей или обычных пуль.

Но Дэвида Тальбота унесли подальше от слепящих огней и неустанного шума в безмолвное отделение на верхнем этаже, известное просто как отделение интенсивной терапии.

– Жди здесь, – твердо сказал я Дэвиду, направляя его в маленькую стерильную комнату ожидания, обставленную унылой мебелью, где повсюду валялись истертые журналы. – Отсюда – никуда.

В широком коридоре царила полная тишина. Я подошел к двери в конце коридора.

Через мгновение я вернулся. Дэвид сидел, уставившись в пространство, скрестив длинные ноги, снова сложив руки на груди.

Наконец он поднял глаза, словно пробуждаясь от сна. Я опять задрожал всем телом, не в состоянии овладеть собой, и выражение глубокого спокойствия на его лице только усилило мой ужас и жуткое мучительное раскаяние.

– Дэвид Тальбот умер, – прошептал я, стараясь выражаться попроще. – Он умер полчаса назад.

Внешне он никак не отреагировал. Как будто я ничего и не говорил. Я мог думать только одно: «Это я принял за тебя решение! Я. Я привел в твой мир Похитителя Тел, хотя ты меня предупреждал. И я нанес удар тому, другому телу! Одному Богу известно, что ты почувствуешь, осознав, что произошло. Ты пока не понимаешь».

Он медленно встал на ноги.

– Да нет, понимаю, – сказал он тихим, рассудительным голосом. Он подошел ко мне и положил мне руки на плечи; все его поведение так напоминало о прежнем Дэвиде, что у меня было ощущение, будто я смотрю на двух человек, слившихся воедино. – Это «Фауст», мой дорогой друг. Но ты не Мефистофель. Ты просто Лестат, во гневе нанесший удар. И теперь все кончено!

Он медленно отступил на шаг, отвел в сторону прежний застывший взгляд, и на его лице сразу исчез отпечаток пережитого. Он погрузился в мысли, отгородился от меня, а я остался дрожать, пытаясь совладать с собой и поверить, что он получил то, что хотел.

И опять-таки я встал на его место. Как ему не хотеть? И я понял кое-что еще.

Я потерял его навсегда. Он никогда, никогда не согласится пойти со мной. Это чудо унесло прочь последний остававшийся у меня шанс. Как же иначе? Эта невысказанная мысль постепенно проникала все глубже и глубже. Я снова вспомнил Гретхен, выражение ее лица. И на мгновение оказался в той комнате с фальшивым Дэвидом, он смотрел на меня прекрасными темными глазами и говорил, что хочет получить Темный Дар.

Внутри меня замерцала боль; она усилилась и разгорелась, как будто мое тело снедал страшный всепожирающий внутренний огонь.

Я ничего не сказал. Я уставился на уродливые лампы дневного света, встроенные в выложенный плиткой потолок, на бессмысленную мебель, на пятна и вырванные нитки, на засаленный журнал с улыбающимся ребенком на обложке. Я посмотрел на него. Постепенно боль угасла и превратилась в тупой зуд. Я ждал. Ничто не заставило бы меня заговорить, только не сейчас.

После долгих молчаливых раздумий он, вроде бы, очнулся от чар. Меня, как всегда, околдовывала спокойная кошачья грация его движений. Он пробормотал, что должен увидеть тело. Несомненно, это можно устроить.