Элизабет Хейнс - Холодная песня прилива

С тяжким вздохом я села в постели, прислушалась. Да, с каждым движением реки, когда вода поднимается и опускается, в такт этому движению — пум-пум-пум. Что там такое возле моей лодки, что-то большое, если так стучит? Пластиковый контейнер приплыл или что-то в этом роде?

Зябко вздрагивая, я натянула в темноте джинсы, прихватила свитер из стопки предназначенного в стирку белья. К утру стало холодно, печь давно прогорела. Сразу за дверью в кладовке меня ждал фонарь — здоровенный, с ручкой в виде резиновой дубинки. Переезжая сюда, я запаслась и маленьким фонариком, но уже через неделю упустила его за борт и так и не смогла выудить. Один из первых советов, полученных мной от Малькольма, гласил: «Привязывай поплавки ко всему, чем дорожишь».

Я поднялась в рубку, стуча зубами. Прямо-таки примораживало, небо было еще совсем серое. Я сунула ноги в кеды, оставшиеся на ночь у штурвала, они набрались холода и сырости, но все лучше, чем босиком шлепать по мокрым сходням.

Нигде никого не видать. На всех лодках — тишина, темнота, те, что ближе к понтону, все еще слегка колышутся, а те, что у берега, уже плотно сидят в грязи.

К моему удивлению, со стороны парковки донесся какой-то звук. Кажется, захлопнулась дверца. Потом заработал двигатель, чиркнули шины по гравию, и замелькал темный силуэт автомобиля, выезжающего с парковки. Замаскировался-то как: ни задних огней не включил, ни передних фар. Чего это он шифруется? И почему не загорелись фонари на парковке? Там же установлены датчики движения. Кто-то жаловался Кэму, дескать, луч бьет прямо в иллюминатор, а свет загорается даже оттого, что лисы пробегают через парковку к мусорным ящикам. И решение было найдено: помойку сдвинули в сторону. Но уж на человека-то датчики должны были сработать?

Тишина, легонько ударяет вода в борт. Затихло и движение на автомобильном мосту. И вот оно снова: негромкий стук, теперь еще и с плеском, как будто через это — что бы оно ни было — перекатывается волна. Оно большое, судя по звуку. Я прошла вдоль левого планшира, хватаясь для упора за стенки каюты. Меня все еще немного качало от вчерашнего пива, а вкрадчивое колыхание лодки вызывало тошноту.

Мне вдруг стало не по себе. Здесь, на реке, вдали от столицы, как-то неправильно подниматься до рассвета.

Добравшись примерно до уровня своей спальной каюты, я включила фонарь: неожиданно мощный, яркий луч высветил здоровенные сосны возле главного офиса на берегу. Я опустила фонарь, направляя луч в зазор между бортом «Мести прилива» и понтоном.

С первого взгляда я не угадала, что там такое. Какой-то сверток. Большой, завернутый в разноцветную материю сверток.

У меня мелькнула мысль, что сюда каким-то образом попал набитый всякими тканями пакет, который я вчера так небрежно швырнула в кладовку на носу. Чушь, конечно, как бы он сюда перелетел? Да и тот сверток за бортом был гораздо тяжелее, еле шевелился, вода не могла стронуть его с места. Он качался в одной точке и бил в борт как раз там, куда приходилось мое изголовье.

Я сходила в рубку за багром. Этот длинный шест с крюком на конце достался мне вместе с судном и, насколько я понимаю, никогда не использовался. Во всяком случае, я им не пользовалась, ведь я еще ни разу не снималась с якоря. Багор был тяжелый, мне не по руке, и я призадумалась, не плюнуть ли, не прилечь ли досыпать на диване, укрывшись одеялом, но на это я решиться не могла: настойчивый стук, недостаточно ритмичный, чтобы перестать обращать на него внимание, постепенно свел бы меня с ума.

Я хотела было сунуть багор под правый локоть, а левой рукой держать фонарь, но багор оказался настолько увесистым, что орудовать им я могла только обеими руками. Пришлось поместить фонарь на крыше, луч его пронесся над соседними лодками до самого офиса на берегу.

Багор наткнулся на этот плавучий предмет — даже на ощупь он казался громоздким и тяжелым. Я попыталась подцепить его крюком, но, когда мне это удалось, выяснилось, что приподнять эту штуку у меня силенок не хватит. Она стала разворачиваться, багор чуть не вырвался у меня из рук, так что я поспешила выдернуть крюк и, перегнувшись через планшир, всмотрелась в черную воду.

Что это — бледное, бесформенное? Тоже часть этого свертка, но какая-то другая, не такая, как все остальное. Я схватила фонарь, направила луч на это белое. Прямо мне в лицо взглянуло мертвое лицо Кэдди. Один глаз закрыт, другой прищурен, будто залихватски подмигивает. Волосы спутались темным узлом, мотаются в грязной воде, прикрывая мертвое лицо.