Андрей Воронин - Над законом

– Задубею ведь, – пожаловался он в звеневшее от комаров пространство и яростно шлепнул себя по щеке, убивая кровососа. – На курок нажать не смогу.

Уговорив подобным образом не столько безучастную природу, сколько себя, Воробей решительно сунул ружье под мышку и извлек из-за пазухи аппетитно булькнувшую алюминиевую армейскую флягу в полотняном чехле, трясущимися руками отвинтил колпачок и жадно припал к холодному горлышку.

Первач пылающим водопадом хлынул по пищеводу, вмиг согрев замерзшее тело и вспыхнув в мозгу радужным фейерверком. Воробей сыто и удовлетворенно рыгнул и, прежде чем завинтить колпачок, не удержавшись, отхлебнул еще раз. Убирая за пазуху заметно полегчавшую флягу, он вдруг ясно осознал, что переборщил: последний глоток был, несомненно, лишним. Его так и тянуло нырнуть вниз головой с ветки – просто для того, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. По идее, результат такого эксперимента был предельно ясен, но при взгляде сквозь толщу алкогольных испарений это представлялось не вполне очевидным.

– Не пропустить момент! – деревянным языком провозгласил Воробей, резко покачнулся, кое-как удержал равновесие и заглянул в окуляр прицела.

Он долго регулировал резкость, тщетно пытаясь подогнать изображение под возможности своего расфокусированного самогоном зрения. Наконец, в глазах у него немного прояснилось, и, поведя стволами ружья, он отыскал посреди освещенного пространства стоявших друг против друга Старика и Плешивого. Некоторое время он пытался сообразить, кто из них свой, а кто – чужой. 'Пьяный в дупель, – проясняясь на долю секунды, подумал он. – Сейчас засну на хрен. Вот тебе и 'не пропусти момент'.

Его охватило пьяное отчаяние. Старик возлагал на него такие надежды!.. От него, можно сказать, зависел исход всего дела. От его удачного выстрела. Ку-ку – ив дамки. А почему бы не выстрелить прямо сейчас? Что-то долго они тянут резину! Старик ведь так прямо и сказал: действуй по своему разумению!

Воробей снова припал глазом к прицелу. Все сомнения вмиг улетучились: Плешивый, издевательски скаля зубы, схватил Старика за плечо. Прицел был прекрасный, с мощной оптикой, расстояние невелико, и Воробью была ясно видна рукоятка 'парабеллума', торчавшая из-за пояса у лысого гада.

Удивившись, почему все остальные просто стоят и смотрят на такое безобразие. Воробей поймал в перекрестие прицела блестящую плешь, и тут его осенило: ведь он главный, и все просто ждут его сигнала!

– Огонь, – невнятно сказал Воробей и нажал на спусковой крючок.

Великая миссия была выполнена, и Воробей был свободен. Уронив вниз ружье и что-то победно промычав, он сильно наклонился вперед и выпустил ветку из рук.

Падая, он с удовлетворением услышал, как на шоссе ударил автомат, и к нему тут же присоединилось еще несколько.

Старцев хотел было уже подать Плешивому Гуннару руку в знак примирения, но тут с лицом последнего произошло что-то странное: левый глаз его вдруг с чмокающим звуком выплеснулся наружу, обдав Сергея Ивановича теплыми брызгами. Рука, только что дружески хлопавшая его по плечу, судорожно сжалась, забирая в горсть пиджак на плече Сергея Ивановича. Плешивый вытянулся, как палка, и, не сгибаясь, повалился на асфальт, рванув растерявшегося Старцева за плечо с такой силой, что тот не устоял на ногах и грохнулся сверху, все еще не в силах осознать, что произошло.

Это падение спасло ему жизнь – кто-то из латышей оказался сообразительнее Сергея Ивановича и понял, в чем дело, как только над дорогой пролетел едва слышный отдаленный хлопок мелкашки.

В руках сообразительного латыша забился автомат, и через то место, где только что стоял Старцев, просвистел плотный рой пуль. Пули вспороли живот стоявшего позади Старика человека, который принес сумку с деньгами, вырвали эту сумку у него из рук и отшвырнули в сторону. Из рваных дыр в боку сумки торчали клочья зеленоватой бумаги.

Обе группы стоявших на шоссе людей кинулись врассыпную и открыли бешеный огонь друг по другу, оставив Сергея Ивановича в обществе двух трупов лежать посреди шоссе среди скачущих повсюду с тошнотворным визгом рикошетов. Он попытался подползти под тело Плешивого, но быстро понял бесполезность этой затеи – свинец летел отовсюду, даже, казалось, снизу, и спрятаться от него было невозможно. Старцев уже понял, что произошло, и тихо завыл от отчаяния и злобы: в последнее время он только и делал, что совершал ошибки, и эта его ошибка, наверное, станет последней. Давно, давно пора было бежать отсюда куда глаза глядят, в Ригу, а там забрать из банка деньги и – поминай как звали! Все жадность проклятая...