Андрей Воронин - Над законом

Тогда кто это?

– Я Забродов, – сказал Илларион. – С кем имею честь?

– Меня просили вам кое-что передать, – сказал незнакомец, не вполне вежливо пропустив мимо ушей вопрос Иллариона и засовывая руку в карман своего модного плаща.

– Подождите, я сейчас спущусь, – сказал Илларион.

– О, не стоит беспокоиться, – запротестовал незнакомец и вынул из кармана тупоносый пистолет. – Я прекрасно справлюсь и так.

– О, черт, – сказал Забродов, одним движением забрасывая ноги на чердак. Он как-то сразу вспомнил, где совсем недавно слышал этот голос, – это было на квартире у Савельича, и голос доносился из динамика сорокинского магнитофона.

Внизу хлестко ударил выстрел, по этажам покатилось гулкое эхо, и выброшенная отсекателем гильза со звоном запрыгала по кафельному полу. Бок обожгло мгновенной болью, но Илларион успел убраться с линии огня прежде, чем снизу прозвучал второй выстрел. В шиферной крыше у него над головой вдруг возникло круглое отверстие. Третья пуля пробила закрытую створку люка у Иллариона под ногами и с треском влепилась в стропило, подняв облачко едкой пыли и отколов длинную острую щепку, которая оцарапала Иллариону ухо.

– Ах ты, сволочь, – сказал Илларион и пощупал бок. Крови было много, куртка промокла насквозь и неприятно липла к телу, но пуля, похоже, прошла по касательной, лишь слегка задев ребро.

До конца разобраться со своими увечьями ему не дал визитер. Илларион услышал, как тот с неожиданной легкостью прямо-таки взбегает по отвесной железной лестнице, словно чертов распроклятый орангутанг, и приготовился встретить гостя у люка, но гость оказался далеко не глуп: вместе с головой над краем люка показалась его рука, сжимавшая пистолет, и Илларион едва успел нырнуть за массивную кирпичную трубу вентиляционной шахты.

Это стоило охотнику еще одного потраченного впустую заряда, что соответственно увеличило шансы дичи на выживание.

Позади с грохотом захлопнулась обитая листовой жестью тяжелая крышка чердачного люка – Летов, похоже, был настроен весьма решительно и вовсе не собирался шутить. Илларион огляделся, пытаясь на ходу составить какой-то план.

То, что он увидел, окончательно убедило его в том, что без плана не обойтись. На проклятом чердаке решительно негде было спрятаться, и это при том, что весь он был вдоль и поперек перекрещен стропилами, балками и прочим ветхим пыльным деревом, украшенным вдобавок таким слоем голубиного помета, словно здесь совсем недавно бушевала снежная буря. Посередине всего этого великолепия проходил узкий настил из положенных поверх балок длинных досок, который, пьяно виляя из стороны в сторону и обходя стороной вентиляционные шахты, тянулся вдоль всего чердака.

Люк на крышу был распахнут, добавляя еще немного света к тому пыльному свечению, что лениво промачивалось сюда сквозь почти непрозрачные слуховые окна, и создавая дополнительное удобство для стрелка.

Для беглеца это было неплохо: можно было попробовать выскочить на крышу и там попытаться заставить преследователя истратить весь свой боекомплект, играя в прятки среди кирпичных труб и слуховых окон. Так или иначе, Илларион собирался рискнуть: мысль о том, что, будучи убитым, он может упасть лицом в голубиное дерьмо, почему-то возмущала его до глубины души.

Илларион прислушался. Так и есть: до него доносились осторожные, почти неслышные шаги – Летов крался вокруг трубы, намереваясь взять его на мушку. Для директора солидного оборонного предприятия он был как-то уж чересчур ловок.

'Неужели он всю жизнь готовил себя к такому вот дню?' – подумал Илларион и осторожно начал обходить трубу в противоположном направлении, стараясь, чтобы она все время находилась между ним и вышедшим на тропу войны директором. Мимоходом он подобрал с пола пыльный обломок кирпича.

Люк на крышу был совсем недалеко. К нему вела сбитая из досок пыльная короткая лесенка с тремя ступеньками. Вспугнутые выстрелами голуби уже вернулись на излюбленный насест, рассевшись по всем трем ступенькам, как зрители в римском амфитеатре, явившиеся посмотреть, как гладиатор Лотов будет истреблять гладиатора Забродова посредством незарегистрированного огнестрельного оружия.

– Выходи, Забродов, – сказал Игорь Николаевич, – будь мужчиной. Все равно тебе некуда деваться.

Илларион усмехнулся уголком рта – даже если бы у Летова не дрожал голос, открывать рот ему все равно не следовало, поскольку то, чем они здесь занимались, исключало всякую возможность переговоров, а значит, каждое сказанное слово не только выдавало его местонахождение, но и было явным свидетельством слабости.