Александр Юдин - Золотой Лингам

Шагавший впереди Егорыч вид имел озадаченный и отчасти даже потерянный; Горислав также пребывал в глубокой задумчивости.

– Не пойму я чего-то… – бормотал себе под нос старик. – Зверь, по всему видать, не больной, здоровый… шерсть, вона, какая гладкая да блескучая. И не раненый, кажись… С чего бы ему людоедствовать? Нас опять же не тронул… Не пойму…

– О чем вы, Антон Егорович? – спросил его Костромиров.

– Я говорю, никак не возьму в толк, зачем он людоедствует…

– Что значит – зачем? – не понял Горислав.

– А то и значит… по природе-то своей тигры – не людоеды. И человека отродясь не трогают. Вот если амба был ранен… да выжил – вот тогда, да – обид они не забывают. Еще такое случается, когда зверь совсем старый… или больной – в общем, на лесную дичь охотиться уже не в силах; человека-то задрать куда проще, чем, скажем, кабаргу или кабана того же… Но наш-то, наш – ты сам видал: молодой, здоровый. Чего ему не хватало?

– Знаете что, Антон Егорович, – неожиданно заявил ученый, – я почти уверен, что наш амба – не людоед. И не причастен к убийствам спелеологов.

– Эва! – Охотник даже остановился, с удивлением воззрившись на Горислава. – Не амба? А кто же?

– Имею сильное предчувствие, что скоро мы узнаем подлинного виновника.

Старик нахмурился, опустил голову и медленно, в сумрачном молчании побрел дальше.

Тем временем утро полностью вступило в свои права, и, судя по всему, день обещал быть ясным. В верхушках деревьев весело распевали птицы. При свете солнца мох, пестрые лишайники, изумрудно-зеленая листва и блестящая хвоя приняли вид нарядно-декоративный. А перевитые лианами лимонника, актинидии и амурского винограда стволы северных елей и пихт и вовсе смотрелись как-то… сюрреалистично.

– Да-а… – нарушил затянувшееся молчание Костромиров, обрывая с плети лимонника и отправляя в рот плотную кисть круглых оранжево-красных ягод, – все ж таки заметно, что мы находимся на широте Сочи.

– Широта-то, может, и крымская, – ворчливо отозвался Егорыч, – да долгота колымская.

– Ого! – воскликнул Горислав, сходя с тропы и указывая на что-то. – Не может быть! Хотя… я ошибаюсь или это… в самом деле…

– Женьшень и есть, – подтвердил охотник и с усмешкой добавил: – А между прочим, ваш этот… крипто-зоолог, ну, Уховцев, так вот он его давеча сразу, в момент определил… Андреич вообще в растениях разбирается шибко! Пожалуй, поболе моего даже. Хоть я, почитай, всю жизнь тут обретаюсь… Как пошел сыпать мудреными названиями: это, говорит, бересклет, это граб, а то – ильм… чисто биолог!

После этих слов Костромиров остановился как вкопанный, с удивлением глядя на Антона Егоровича.

– Ну конечно же! – хлопнул он себя по лбу. – Разумеется биолог! Так вот, откуда я…

Договорить ему не дали – оглушительно грянул выстрел, и от ствола старой лиственницы, рядом с которой стоял профессор, брызнули куски коры. За первым выстрелом, почти без перерыва, последовал второй, и Горислав кожей ощутил, как буквально в двух пальцах от его лица просвистела пуля.

– Ложись! – крикнул охотник, падая наземь и увлекая за собой Горислава.

Костромиров среагировал автоматически и прямо с земли, из положения лежа, сделал в направлении невидимого стрелка один за другим три выстрела.

– Будя, – остановил его Егорыч, опуская на ствол руку.

После последнего выстрела в лесу кто-то вскрикнул, и раздался удаляющийся треск веток. Полежав еще с минуту, они осторожно, держа оружие наизготовку, поднялись и внимательно осмотрелись вокруг – никого…

– Поганский царь, твою мать! – с чувством выругался Егорыч. – Амба не тронул, так не хватало, чтоб теперь человек подстрелил, ровно куропаток…

Место, с которого велась стрельба, они отыскали быстро: судя по примятой траве, неизвестный снайпер лежал за трухлявой колодиной всего шагах в тридцати от тропы. Но самого его и след простыл. Правда, в метре от лежки Антон Егорович обнаружил на листьях папоротника несколько капель крови – значит, последний выстрел Горислава таки достал стрелка. Вопрос, насколько серьезно тот был ранен? Впрочем, принимая во внимание скорость, с которой он скрылся, ранение явно не носило смертельного характера. Еще Костромиров заметил, как старик подобрал с земли две стреляные гильзы и поспешно сунул их себе в карман.

Когда до зимовья оставалось не более полукилометра, они услышали, что им навстречу кто-то бежит. Наученные горьким опытом, Костромиров с Егорычем поняли друг друга без слов и одновременно затаились за еловыми стволами по обе стороны от тропы. Впрочем, вскоре по шумному паровозному пыхтению Горислав опознал в бегущем Вадима. Через секунду в поле их зрения и впрямь показался Хватко. Увидев охотников, он остановился и обессиленно плюхнулся на ближайший пень.