Мэри Кларк - Возьми мое сердце

Не дай бог Эмили что-нибудь заподозрит. Может, кто-то из ее коллег уже обсуждает эту программу? Интересно, вспоминает ли этот кто-то про хризантемы? Обратил ли внимание на ту паршивую картинку кто-нибудь на его складе или в этом квартале? Связал ли два факта: то, что Зак живет и работает здесь два года, и то, что ровно столько времени минуло с его бегства из Де-Мойна?

Едва Зак закончил вырывать последние стебли, как на аллее возле дома Эмили показался ее автомобиль. Он скрючился в тени и наблюдал, как она выбралась из машины, устремилась к входу и скрылась за дверью. Откуда бы она сейчас ни приехала, можно ли поручиться, что она не видела этой передачи? Даже если она в подходящий момент лишь мельком взглянула на экран — у нее должно было сработать профессиональное чутье. Если этого не случилось сейчас, то ждать все равно недолго...

Зак понял, что придется ускорить приготовления к отъезду, который произойдет гораздо раньше намеченного срока.

Кончилось тем, что Майкл Гордон почти все свои выходные посвятил общению с Грегом и Кейти. В пятницу вечером за ужином у Нири обычно немногословный Грег неожиданно разоткровенничался. Майкл пытался повиниться перед ним за сомнения в его невиновности, но Олдрич только отмахнулся и признался:

— Майк, я не раз думал об одном происшествии, которое случилось со мной в шестнадцатилетнем возрасте. Я попал в тяжелейшую автокатастрофу и полтора месяца провел в реанимации. Из того периода я ровным счетом ничего не помню. Потом мама мне говорила, что последние три недели я бредил, нес всякий вздор и просил вынуть из меня трубки, которые якобы в меня понатыкали. Оказалось, я принимал медсестру за свою родную бабушку, которой не стало, когда мне было шесть лет...

— Ты никогда об этом не рассказывал, — заметил Майк.

— Кому приятно вспоминать, каково это — стоять на пороге смерти? — Олдрич натянуто улыбнулся. — Да и кому, спрашивается, хочется об этом слушать? В мире все и так достаточно беспросветно, не стоит забивать себе голову чьими-то унылыми историями, которым двадцать шесть лет в обед. И вообще, давай сменим тему...

— Давай, — согласился Майк, — а то ты ничего не ешь. Грег, сколько фунтов ты сбросил?

— Достаточно для того, чтобы опять влезть во все костюмы.

В субботу рано утром Майк заехал за Гретом и Кейти, и они все вместе отправились в Вермонт, в лыжный домик Майка. Лыжный сезон ожидался в лучшем случае через два месяца, но отец с дочерью вволю нагулялись, пока Майк работал над своей книгой о крупнейших преступлениях двадцатого века.

Ужинали они в «Манчестере». Погода в Вермонте, как обычно, оказалась гораздо холоднее нью-йоркской, и жаркое пламя в камине уютного ресторанчика согревало друзей не только душевно, но и физически.

Поздно вечером, когда Кейти с книгой под мышкой отправилась спать, Грег заглянул в кабинет к Майку, где его приятель после ужина снова засел за свой труд.

— Ты как-то обмолвился, что сейчас пишешь главу о миллионере Гарри Toy, который убил архитектора Стэнфорда Уайта в Нью-Йорке, в Мэдисон-сквер-гарден...

— Именно так.

— Верно, что он стрелял на глазах у целой толпы, а потом был освобожден после ходатайства о собственной невменяемости?

Майкл не мог понять, куда клонит Грег.

— Да, но Toy действительно потом лечился и психиатрической клинике...

— Если мне не изменяет память, он там надолго не задержался, а когда освободился, поселился в шикарном особняке в Лейк-Джордже [14] Лейк-Джордж — курортный городок на севере штата Нью-Йорк. .

— Грег, выкладывай, чего ты от меня добиваешься!

Олдрич сунул руки в карманы брюк. Майк вгляделся в лицо друга — оно показалось ему до странности беззащитным.

— После той аварии в подростковом возрасте у меня бывали периоды, когда я подолгу не мог вспомнить какие-то давние события. Теперь этого нет. Единственное, что осталось от того происшествия, — это мое восприятие времени. Если я чем-то поглощен, то не всегда замечаю, как пролетают, допустим, часа два...

— Это называется способностью концентрироваться, — вставил Майк.

— Спасибо, но именно это со мной случилось в день смерти Натали. Стоял март, и погода была отвратная. Одно дело — сидеть здесь за столом, не замечая хода времени, и совсем другое — бегать по улице в непогоду. Дело в том, что я точно знаю: я не способен кого-то убить. А Натали... Боже, как же я ее любил! И мне очень хотелось бы восстановить события, произошедшие за те два часа. Я отлично помню, как сдавал в прокат машину. Но если я и вправду все время бегал, то неужели до такой степени ушел в себя, что не ощущал ни холода, ни одышки?