Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

На лестнице пахло плесенью. Древесина сносилась, и штукатурка облупилась. Из двери на втором этаже вышла женщина:

— Значит, ты Лисс. Майлин рассказывала о тебе. Я — Турюнн. Это ужасно. То, что мы незнакомы. Ну, ты понимаешь.

Лисс не ответила. Эта Турюнн, которая и была Габриэльсен, была лет тридцати. Она доставала Лисс до подбородка, зато была довольно полной. Волосы средней длины смоляного цвета, но корни выдавали их настоящую седину.

— Офис Майлин на третьем. У тебя есть ключ? Я жду клиента. Скажи, если понадобится помощь. — Когда Лисс уже прошла половину пролета, она продолжила: — Кстати, а что ты ищешь? Полиция здесь уже была. — Она вздрогнула, сняла очки и протерла глаза.

— Ничего особенного, — ответила Лисс. — Просто хочу посмотреть ее кабинет.

«Хочу поискать ее», — могла бы она сказать.

Женщина кивнула, будто бы понимающе.

На третьем этаже Лисс заперлась в комнате, служившей приемной. Диван, несколько стульев, радио на столе в углу, плакаты на стенах. Две двери вели дальше. «Психолог Пол Эвербю» — было написано на одной из них. И снова ей захотелось отсюда уйти. Какая-то боль в животе опустилась в самый низ. «Не Полу Эвербю решать, что мне делать, а что — нет», — подумала она и отвернулась от его двери.

На второй было имя Майлин на латунной табличке. Лисс взглянула на связку запасных ключей, которые дал ей Вильям, выбрала самый большой и заперлась в кабинете. Он был не очень просторный, но с высокими потолками, как, наверное, все комнаты в этом старом доме. И здесь тоже краска начала отшелушиваться, но обветшалость была отчасти скрыта ковром на стене с изображением двоих детей, тянущихся к солнцу. И рыжеватым толстым ковром на полу, очень приятным на ощупь. Стол Лисс сразу узнала — бабушкино наследство. Он был из темного дерева и великоват для кабинета. Над столом висели три полки с книжками и папками.

Она села в рабочее кресло, наклонилась над столом. Вид улицы внизу, трамвайные провода, светофоры. Она сидела там долго. Где-то в глубине кабинета был голос Майлин. Если закрыть глаза и напрячься, можно его услышать.

«Как ты справишься, Лисс?»

Майлин решила помогать тем, кому хуже всего. Она занималась людьми, пережившими самое ужасное. Нападение. Насилие. Инцест. «Теми, кто имел все основания чувствовать себя ужасно, — подумала Лисс. — Не такие, как я, у кого были возможности, но они от них отказались». Она скользнула взглядом по папкам на полках, Майлин написала на обложках их содержание. На корешках книг были известные имена: Фрейд, Юнг, Райх. Других она никогда не слышала: Игра, Бион, Ференци, Кохут. Лисс иногда испытывала такое же любопытство, как сестра. Понять, как все в мире связано. Как нас формирует язык. Почему мы копим воспоминания и почему отбрасываем их. Но в ней никогда не было спокойствия Майлин. Не могла сидеть часами за книжками. Должна была прерываться, делать что-то. Наполнять мысли чем-то, кроме букв. Звуками и образами, чем-то движущимся.

Рядом с полкой висела пробковая доска. Наверху были две газетные вырезки, одна — интервью с Бергером. Лисс включила настольную лампу, прочитала подчеркнутое Майлин: «Нет зрелища более скучного для меня, чем перемещающееся быдло». Еще висела открытка. Из Амстердама, Цветочный рынок, — Лисс ее узнала. Она послала ее давно, не меньше года тому назад, а Майлин до сих пор держала ее на доске. В самом низу она обнаружила стикер. Что-то было на нем нацарапано, и Лисс повернула лампу, чтобы разобрать надпись. Хоть что-то у нее было лучше, чем у сестры, — почерк. «Спросить его о „Death by water“» [5] Смерть от воды (англ.). — было написано корявыми буквами.

Лисс снова повернулась к столу. Он был прибран. Несколько документов в держателе. Она открыла верхний ящик, обнаружила степлер, ручки и коробку скрепок. Ящик ниже был заперт. Она открыла его самым маленьким ключиком на связке. Там лежал небольшой сшитый блокнот в бордовой обложке. Она была мягкая, плюшевая, и Лисс провела по ней пальцами. «Майлин С. Бьерке» — было написано внутри. Но все страницы были пустыми. Чем ты собиралась их заполнить, Майлин? Писать что-то о пациентах? Или записывать собственные мысли? Лисс сунула блокнот к себе в сумку.

В глубине ящика она обнаружила ежедневник. Дни были заполнены инициалами рядом с указанием времени, — наверное, это пациенты сестры. Шесть-семь каждый день, иногда даже восемь. Все приходили к ней со своими историями. И всех она должна была выслушать, оберегать и исцелять их. Все забито инициалами, каждый час кто-то переступал порог и облегчал свою участь, а Майлин должна была сидеть и принимать их, и глотать их истории, пока голова не шла кругом… Лисс пролистала ежедневник до конца года. В четверг, одиннадцатого декабря, было пусто, но внизу было написано: «17:00 Й. X.»