Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

Майлин прикладывает палец к губам, оборачивается и запирает дверь.

«Скажи, что такое, Майлин».

Сестра стоит в темноте и прислушивается. Потом забирается в кровать и обнимает Лисс: «Я позабочусь о тебе, Лисс. С тобой никогда-никогда ничего плохого не случится».

Она встала и пошла в ванную. Сунула палец в рот и опустошила и без того пустой желудок. Снова легла. Подоткнула под себя одеяло. Фотка Майлин на остановке. Наверняка в Осло. Кажется, снято совсем недавно. Кем? Об этом она не могла спросить Зако. Он уже понял, что это то самое слабое место, которое он пытался нащупать. Понимал ли он, насколько слабое? Выдала ли она себя, потеряет ли контроль? Если уж она однажды испугалась, она будет бояться всего. Она вскочила, достала мобильник из сумки, висевшей на спинке стула, набрала номер. Ответ раздался после трех звонков.

— Лисс? — Голос Майлин был сонный. — Что-то случилось?

Лисс глубоко вздохнула:

— Да… нет… — Она взглянула на часы на телевизоре. Они показывали шесть двадцать. — Прости, я не знала, что еще так рано. Могу перезвонить попозже.

— Да ладно, ты меня уже разбудила. И вообще, я хотела сегодня встать пораньше. В лесу лыжня хорошая.

Лисс тут же представила себе: лыжня, выбегающая из болота, между соснами. Ветер в кронах. И тишина.

— Эх, быть бы сейчас с тобой.

Майлин зевнула:

— Ты на Рождество хоть приедешь?

— Не думаю…

— Может, дашь себе немного продыху, Лисс?

Как-то пугающе часто Майлин это говорила.

— Продых? Нет, мне не это нужно.

На самом деле ей нужен был перерыв. Но отдыхать было негде. Уж точно не в Норвегии. Она больше не была домом. И больше уже никогда не будет.

— Не пытайся меня убедить, Майлин.

Она услышала какое-то хрюканье на фоне разговора, мужской голос.

— Он там, твой друг?

Майлин коротко засмеялась:

— Пытаешься меня застать врасплох? Заставить меня выдать, что появился кто-то еще? Любовник? Новый мужчина?

— А он есть?

— Ты знаешь, какая я скучная. Рядом со мной по-прежнему лежит Вильям. Уже по меньшей мере два года как…

— Лежит рядом с тобой?

— Ха-ха. Лисс, ты звонишь раньше половины седьмого в субботу утром, чтобы отпускать глупые шутки? Пожалуйста, скажи, в чем дело.

Она пролежала полночи, неотступно думая о том, что кто-то может угрожать сестре. Кто-то связанный с Зако и этой фотографией… Когда она легла, измотанная и взволнованная, все еще под кайфом, дрожа, как кабель под напряжением, она была уверена, что с Майлин случилось что-то ужасное. Она хотела позвонить немедленно, но заставила себя ждать.

— Мне надо было просто узнать, как у тебя дела. — («Услышать твой голос», — подумала она, но не сказала.) — Что у тебя все хорошо.

— А что у меня может быть плохо?

— Да нет, ничего… Но может, ты себя перегружаешь. Заботишься обо всех.

— Лисс, что-то не так. Скажи.

И, не успев передумать, Лисс сказала:

— Почему я ничего не помню из детства?

Майлин не ответила.

— Иногда всплывает что-то, — продолжала Лисс. — Какие-то картинки. Недавно, например, я увидела, как ты входишь в мою комнату. Закрываешь дверь, садишься рядом со мной на кровать и обнимаешь меня. Но я не знаю, было ли это на самом деле, или мне только привиделось или приснилось.

— Это было, — сказала Майлин. — Дома, в Лёренскуге.

— Ты никогда об этом не говорила! — вскинулась Лисс.

Майлин ответила не сразу:

— Может, я ждала, пока ты сама спросишь. Не обязательно помнить все.

Лисс затошнило. Надо было выйти и проблеваться.

— Я перезвоню, — еле выговорила она и отключилась.

Пятница, 5 декабря

Лисс бродила голышом по квартире. Почувствовала, что плющ на подоконнике надо полить. Сварила еще одну чашку эспрессо. Села у окна на кухне, глядя на улицу. К Рождеству Хаарлеммердайк был украшен хвойными арками со свисающими гирляндами. «Как соски на брюхе у суки», — подумала она. Большая шестиконечная звезда висела посреди улицы. Внутри — сердечко с красной лампочкой.

В квартире, кроме нее, никто не жил. Одна девушка из класса, которую она почти не знала, не колеблясь, предложила пожить у нее, пока Лисс не найдет что-нибудь. А теперь эта девушка уехала в Венло провести праздники с родителями. Наверное, они были состоятельными, если могли обеспечить дочери трехкомнатную квартиру в модном Йордаане, в старом квартале для бедноты, который когда-то приютил беженцев-гугенотов. Здесь были недавно отреставрированные фасады, никакие трамваи и грузовики не гремели под окнами круглые сутки.