Дэвид Хьюсон - Седьмое таинство

И тем не менее он все же поехал туда, лет пять или шесть назад, и провел там несколько дней в полном спокойствии, глядя на море с балкона большой современной виллы, которую доктор и его жена купили несколько выше скромного курортного городка. Обменивался любезностями с хозяевами и ни разу не заговорил о работе.

И этого тогда было вполне достаточно.

Лео набрал нужный номер, подождал, потом услышал знакомый голос. Он звучал как-то по-стариковски — более успокоенно и умиротворенно, чем раньше, насколько помнил Фальконе. Поинтересовавшись новостями, бывший доктор глубоко вздохнул и объявил:

— Я знаю, почему вы звоните, Лео. Так что не стоит ходить вокруг да около.

Четырнадцать лет назад дело Браманте было на первых полосах всех газет. И теперь оно вновь вызвало огромный резонанс, даже громче, чем тогда.

— Если бы у меня был выбор, Патрицио…

— Бог ты мой, вы, должно быть, в отчаянном положении, если хватаетесь даже за такую соломинку, как я.

— Да понимаете…

Фолья попал не в бровь, а в глаз. И впрямь положение отчаянное.

— Чем могу вам помочь? — спросил доктор. — Если хотите у нас отдохнуть, будем рады вас видеть. Пожалуйста, приезжайте. В мае или в июне, когда тунец идет. Я научу вас, как ловить. И как отвлечься от всех дел.

— Я воспользуюсь вашим приглашением, — обещал инспектор.

— Да нет, не воспользуетесь. Как вы сейчас себя ощущаете? Зная, что вы были правы насчет Джорджио Браманте? Что он все это время и был чем-то вроде взбесившегося животного?

— Ничего хорошего это не дает, — ответил полицейский искренне. — Было бы лучше, если бы я тогда ошибался. Если бы он, выйдя из тюрьмы, тихо-мирно устроился на место прежней работы в университете и позабыл о прошлом.

— Но ведь он не сумел это сделать, не так ли? Не узнав, что произошло?

— Да, не сумел.

Фальконе точно помнил слова умирающего Торкьи в салоне «скорой помощи», произнесенные на фоне адской какофонии из шумов снаружи, злобной ругани и воплей клаксонов. Тогда он ничего в них не понял. Не понимал он их смысла и теперь.

— Вы ведь видели много умирающих людей, Патрицио. Имеет ли какое-нибудь значение, что они говорят перед смертью?

— Редко. Был у меня, например, один жалкий старый тип, страшно прижимистый, который требовал, чтобы жена непременно выключила свет, когда он умрет. Я его поэтому и запомнил.

— А как насчет Лудо Торкьи?

На том конце линии воцарилось молчание. Потом доктор произнес:

— «Meglio una bella bugia che una brutta verita».

Слова те же, Фальконе это отлично помнил. Умирающий Торкья выплюнул их ему в лицо одно за другим, сопровождая кашляющим смехом, явно издевательским.

«Лучше красивая ложь, чем грубая правда».

— Странная поговорка, к тому же старинная, — продолжил Фолья. — На мой взгляд, это слова актера, человека, который играет роль, играет до самого конца. Вы понимаете, что он мог иметь в виду?

— Красивая ложь — это, несомненно, Джорджио Браманте. Смысл же в том, что он являл собой нечто вроде персонажа любящего отца, и мы все принимали его именно за эту маску.

— А грубая правда?

— Тут я пас.

Возникла неловкая пауза. Фальконе не понял, что она означает.

— Вы как-нибудь заедете к нам, Лео, правда? Весной здесь очень здорово. И мы оба будем рады вас видеть.

— Конечно. Вы тогда ничего больше не слышали? Мне показалось…

Когда Торкья вновь закрыл глаза, когда лекарство перестало действовать, Фальконе в полной ярости и отчаянии распахнул двери вэна и крикнул фельдшерам, чтобы нашли хоть какой-нибудь способ пробиться сквозь эту массу машин, автобусов и грузовиков, загородившую виа Лабикана. Оставалась очень слабая надежда, что, может быть, он чего-то не услышал.

— Нет, больше студент ничего не сказал. Мне очень жаль.

— Ну что вы. Это мне следовало бы извиниться. И не нужно было все выволакивать наружу. Просто нечестно с моей стороны.

В трубке воцарилось молчание. Тут Лео вдруг осенило: у доктора Фольи все-таки есть какой-то секрет, который терзает его совесть.

— Было ведь там нечто, о чем я тогда так и не узнал, да? — спросил он.

Фолья вздохнул.

— О Господи! И почему такое никак не забывается?! Почему этот человек никак не успокоится? Оплакал бы сынишку и устроил себе новую жизнь… Или для разнообразия сунул бы дуло пистолета в рот…

— Расскажите мне, что вам известно. Пожалуйста.

Ни за что, ни при каком самом пылком воображении Лео не мог себе представить, что он после этого услышал.

— Я всерьез заинтересовался результатами посмертного вскрытия, — начал Фолья. — У меня были на то основания, вам и это следует знать.