Алексей Антонов - Ёж

Я вышел из магазина и направился к ближайшему частному дому, что был через дорогу. Калитка оказалась не заперта, что немало меня порадовало. Несмазанные петли пронзительно заскрипели, разрывая окружающую тишину, дверь поддалась с трудом. Дворик размером метра четыре на четыре полностью зарос травой по пояс, не осталось даже тропинки, ведущей к дому. Слева от калитки были мощные ворота для машин, за ними стоял полусгнивший УАЗ, борта которого почти полностью были скрыты растительностью. Подле калитки стояла конура с прикрепленной к ней цепью, цепь оканчивалась массивным ошейником, который валялся у моих ног, в самом же ошейнике покоился скелет крупного животного, очевидно собаки. Я осторожно склонился над ним, животное было приковано к будке до самых своих последних дней, думаю, это была весьма мучительная смерть от жажды или голода. Под скелетом видны былые следы борьбы за жизнь, собака рвала землю когтями в надежде порвать цепь, удерживающую ее. На самой цепи виднелись следы от зубов, зубы же собаки были изжеваны до самых корней. Я содрогнулся при одной только мысли о том, что здесь происходило шестнадцать лет назад. Собака, брошенная своими хозяевами, пыталась сорваться с места, чтобы найти себе пропитание и питье, но попытки ее были тщетны, и она нашла смерть на привязи.

Я прошел к дому, в надежде разузнать, куда подевались люди, те самые хозяева, что обрекли свою животину на страшные муки. Дверь в дом была открыта, и я легко проник внутрь. В предбаннике я обнаружил одежду, не тронутую своими хозяевами. Убранство самого дома говорило о том, что покидали его в спешке: в большой комнате, служившей хозяевам гостиной, стоял японский телевизор, покрытый толстым слоем пыли, в кресле перед ним я обнаружил газету с телепрограммой на шестнадцатое сентября тысяча девятьсот девяносто четвертого года. По крайней мере, я уже знал, когда дом, а может быть, и весь город был оставлен жителями. Правее кресла, в котором, возможно, восседал глава семейства, стоял овальный обеденный стол, накрытый и готовый к трапезе в далеком девяносто четвертом. Я заглянул в тарелки, когда-то они были наполнены едой, теперь же нетронутый ужин (почему-то мне казалось, это был именно он) полностью сгнил. Его так же не тронуло дикое зверье, которое должно было хлынуть в город, как только его оставил человек.

— Вот те три! — Я приставил карабин к столу и присел рядом на стул, рука автоматически потянулась к пачке сигарет. Надо бы поменьше курить — мелькнула в голове мысль, иначе дней через пять можно будет переходить на бамбук.

— Итак, что мы имеем? — говорил я вслух, я сильно нуждался в собеседнике, коего не имел, звук моего собственного голоса в этой загробной тишине успокаивал меня и давал возможность осмыслить все то, что мне довелось тут обнаружить. — Магазин полон продуктов, так что голод отметаем. — Выпустив дым под потолок, я сощурился, разглядывая его, он кружил и перетекал из одной формы в другою, подобно моим мыслям в голове. — Магазин вскрыт, консервы исчезли. Пропали ли они до того, как его вскрыли или после, неизвестно, да и не важно. — Я докурил сигарету и потушил ее прямо в тарелке. — Жители, по крайней мере одного дома, покинули его, не успев доесть ужин и досмотреть свою любимую мыльную оперу или передачу. Мало того, эти садюги оставили на привязи собаку, которая издохла дней этак через пять, а то и больше в голодных муках. — Я встал со стула и прошелся по комнате, мне уже не важны были детали, я понимал, что дом оставлен в считанные минуты и все то, что я тут видел, лишь подтверждало это. В голове вырисовывалась интересная картина. Я словно перенесся на шестнадцать лет назад, в середину сентября, я присутствовал в комнате незримым наблюдателем из будущего. В углу работает телевизор, крепкий мужчина сидит в кресле напротив и читает газету в надежде найти что-нибудь посмотреть на вечер, он уже поужинал, и его тарелка лежит в раковине на кухне. За столом сидит его сынишка лет двенадцати и нехотя доедает жаренный на сале картофель с луком. Жена сидит рядом с сыном и подгоняет его, ее тарелка уже почти пуста, а вот сын никак не доест, а она хочет быстро помыть посуду и на том закончить с домашними делами на вечер. Она хочет расположиться на том диване, что примыкает к стене слева, и посмотреть то, что выберет ее муж, а может, она хочет поторопить сына для того, чтобы успеть повлиять на выбор мужа. Сын не капризничает, он знает, что капризами он привлечет внимание отца, и тогда ему может не поздоровиться, но и спешить с ужином он не собирается. Под потолком горит старенькая люстра, но на ней нет ни грамма пыли, так как в этом доме идеальная хозяйка. Желтый свет струится по комнате, наполняя ее приятным теплом, сентябрь в этих местах достаточно суров, и по ночам температура уже близка к нулю. Внезапно во дворе начинает ожесточенно лаять собака, она надрывается, звенит цепь, натянутая до предела. Свет под потолком гаснет, комната погружается в кромешную тьму, и тут же яркой вспышкой свет загорается вновь, но гостиная уже пуста, во дворе продолжает надрываться собака. Город умер в одно мгновение, и ее никто не слышит. Я моргнул и вижу комнату спустя шестнадцать лет, на столе две тарелки со сгнившими остатками еды, на кресле лежит пожелтевшая газета с телепрограммой. Толстый слой пыли, и ни единого следа пребывания человека. Вопросов становилось все больше и больше, а вот ответов на эти самые вопросы я не получал.