Тесс Герритсен - Ученик

Он улыбнулся и сжал ее руку.

— Никто из нас не может этим похвастать, Джейн.

— Эй, Риццоли! — Это был Барри Фрост, который искал ее в лесу.

Она смахнула набежавшие слезы и обернулась на его крик.

— Да?

— У нас только что прошел вызов двадцать-пятьдесят четыре. Бакалейный магазин, Джамайка-Плейн. Убиты продавец и покупатель. Место происшествия уже оцеплено.

— Боже! В такую рань...

— Наша очередь ехать на вызов. Ты с нами?

Она глубоко вздохнула и повернулась к Дину. Он уже отпустил ее руку, и, хотя ей так не хватало его прикосновения, она почувствовала себя сильной, дрожь ушла, и земля под ногами вновь стала твердой. Но она еще не была готова оборвать этот миг. Их расставание в Вашингтоне оказалось смазанным; она не собиралась допустить такое еще раз. Она не позволит, чтобы ее жизнь стала похожей на жизнь Корсака — печальную хронику сожалений и разочарований.

— Фрост! — крикнула она, не отрывая взгляд от Дина.

— Да?

— Я не еду.

— Что?!

— Пусть съездит другая группа. Я что-то не в форме.

Ответа не последовало. Она посмотрела на Фроста и увидела его застывшее от изумления лицо.

— Ты хочешь сказать... ты берешь выходной? — вымолвил Фрост.

— Да. Это мой первый пропуск по болезни. Ты видишь в этом какую-то проблему?

Фрост покачал головой и рассмеялся.

— Давно пора. Это все, что я могу сказать.

Риццоли смотрела вслед Фросту. Его смех все еще разносился по лесу. Она дождалась, пока он скрылся за деревьями, и повернулась к Дину.

Он раскрыл объятия, и она бросилась в них.

Каждые два часа они приходят осматривать меня — нет ли пролежней. Это трио сменщиц: Армина в дневную смену, Белла по вечерам, а ночью — тихая и застенчивая Корасон. Мои девочки, так я их называю. Для человека непосвященного они все одинаковые, с гладкими смуглыми личиками и мелодичными голосами. Хор филиппинок в белых халатах. Но я вижу, какие они разные. По тому, как они подходят к моей кровати, как перекатывают меня с боку на бок, чтобы поменять положение тела. Так надо, иначе под тяжестью тела испортится кожа. Разрушатся капилляры, прекратится доступ крови к тканям, они станут бледными, тонкими и очень ранимыми. Одна маленькая ссадина может быстро превратиться в очаг гниения.

Благодаря моим девочкам у меня нет пролежней — во всяком случае они так говорят. Я не могу проверить, потому что не вижу своей спины или ягодиц и не чувствую тела ниже уровня плеч. Я полностью зависим от Армины, Беллы и Корасон, которые поддерживают во мне жизнь, и, как маленький ребенок, обращаю особое внимание на тех, кто заботится обо мне. Я изучаю их лица, вдыхаю их запахи, запоминаю их интонации. Я знаю, что у Армины нос с горбинкой, от Беллы часто пахнет чесноком, а Корасон слегка заикается.

И я знаю, что все они боятся меня.

Конечно, им известно, почему я здесь. Каждый, кто работает в неврологии, знает, кто я такой, и, хотя ко мне относятся так же вежливо, как к другим пациентам, я замечаю, что они не смотрят мне в глаза, с опаской касаются меня, как будто перед ними раскаленный утюг. Я ловлю взгляды медсестер в холле, которые косятся на меня, переглядываются и шепчутся. Они болтают с другими пациентами, спрашивают их про семьи и друзей, но мне такие вопросы никогда не задают. Меня спрашивают только о том, как я себя чувствую и хорошо ли я спал.

Но я-то знаю, что их распирает от любопытства. Всем интересно, всем хочется заглянуть в душу к Хирургу, но они боятся даже приблизиться, как будто я вдруг вскочу и наброшусь на них. Поэтому они бросают на меня взгляды из-за дверей и заходят только по необходимости. Мои девочки занимаются моей кожей, моим мочевым пузырем, моим кишечником, но потом улетают, оставляя чудовище в его логове, прикованным к кровати собственным изуродованным телом.

Неудивительно, что я с таким нетерпением ожидаю визитов доктора О'Доннелл.

Она приходит раз в неделю. Приносит магнитофон, блокнот и несколько ручек, чтобы делать записи. И еще она приносит свое любопытство, демонстрирует его бесстрашно и бесстыдно. Ее любопытство чисто профессиональное — во всяком случае она так считает. Она придвигает свой стул поближе к моей кровати и устанавливает микрофон на тумбочку, так чтобы он ловил каждое мое слово. Потом наклоняется ко мне, выгибая шею, как будто предлагает мне свое горло. Какое у нее чудное горло! Она натуральная блондинка, с бледной кожей, и ее вены выделяются изящными голубыми линиями под прозрачной кожей. Она смотрит на меня без всякой боязни и задает свои вопросы.