Тесс Герритсен - Хирург

Повисла бесконечная пауза.

«Ну, давай же. Отвязывай левую руку. Режь!»

Она слишком поздно заметила, что сдерживает дыхание, и это не ускользнуло от его внимания. В отчаянии она расслышала, как хрустит клейкая лента, которую он заново отматывал.

«Сейчас или никогда».

Она вслепую потянулась к лотку с инструментами, и стакан с водой упал на пол. Ее пальцы сомкнулись на стальной рукоятке. Скальпель!

В то же мгновение, когда он бросился на нее, она взмахнула скальпелем и полоснула по коже.

Он отлетел в сторону и взвыл, схватившись за руку.

Она метнулась влево, срезала скальпелем ленту с другого запястья. Еще одна рука свободна!

Кэтрин резко села, и взгляд ее внезапно затуманился. Сказывался день без воды, и она никак не могла сфокусировать взгляд, чтобы направить лезвие скальпеля. Она махнула им вслепую, и щиколотку пронзила острая боль. Еще один удар ножом — правая нога была освобождена.

Она потянулась к последнему узлу.

Тяжелый ретрактор ударил ее в висок, так что она едва не потеряла сознание.

Второй удар пришелся на щеку, и она расслышала, как хрустнула кость.

Она не помнила, как выронила скальпель.

Когда к ней вернулось сознание, лицо пульсировало от жуткой боли, а правый глаз не видел. Кэтрин попыталась шевельнуться, но запястья и щиколотки вновь были привязаны к стойкам кровати. Рот еще не был заклеен.

Он стоял над ней. Она видела пятна крови на его рубашке. «Его крови», — подумала она с удовлетворением. Жертва показала клыки.

«Меня не так легко покорить. Он питается страхом; от меня он этого не дождется».

Он взял с лотка скальпель и приблизился к ней. Хотя сердце бешено билось, она лежала смирно, не сводя с него глаз. Словно дразнила его, насмехалась над ним. Теперь она знала, что смерть неизбежна, и с осознанием этого пришло ощущение свободы. Это была храбрость приговоренного. Два года она покорно бродила в стаде. Два года позволяла призраку Эндрю Капры распоряжаться ее жизнью. Все, довольно.

«Ну давай, режь меня. Но ты все равно не победишь. Я умру непокоренной».

Он коснулся лезвием ее живота. Мышцы невольно напряглись. Он все ждал, когда на лице ее покажется страх.

Но по-прежнему видел лишь вызов.

— Что, не можешь сделать это без Эндрю? — сказала она. — У тебя даже не встает без его помощи. Эндрю трахал один за двоих. А ты мог только наблюдать.

Он нажал на лезвие, прокалывая кожу. Даже сквозь боль, сквозь первые капли крови она все равно смотрела на него без страха, лишая его удовольствия.

— Ты ведь даже бабу не можешь трахнуть! Нет, это должен был делать твой кумир Эндрю. Но он тоже был слабак.

Скальпель дрогнул в его руке. Завис над животом. Она видела его перед собой в тусклом свете.

«Эндрю. Ключ — в Эндрю. Это его кумир. Его бог».

— Слабак. Эндрю был слабак, — продолжала она. — Ты знаешь, зачем он приходил ко мне в ту ночь? Он приходил умолять меня.

— Нет. — Слово прозвучало еле слышным шепотом.

— Он просил, чтобы я не выгоняла его. Умолял меня. — Она рассмеялась. Ее хриплый смех казался странным в этом царстве смерти. — Как он был жалок! Да, твой Эндрю, твой герой. Умолял меня помочь ему.

Рука его впилась в скальпель. Лезвие опять легло на живот, и свежая кровь потекла на постель. Усилием воли она заставила себя не поморщиться, не крикнуть. Вместо этого она продолжала говорить, и с каждым словом ее голос звучал все увереннее, как будто это она держала скальпель.

— Он рассказывал мне о тебе. Ты ведь этого не знал, правда? Он сказал, что ты даже заговорить с женщиной не можешь, такой ты трус. Ему самому приходилось находить их для тебя.

— Лгунья.

— Ты был для него ничто. Просто паразит. Пиявка.

— Лгунья!

Лезвие вонзилось в кожу, и, как она ни сопротивлялась этому, из ее горла вырвался крик.

«Ты все равно не победишь, сукин сын. Потому что я больше не боюсь тебя. Я ничего не боюсь».

Она широко открыла глаза, в которых пламенел вызов, и не сводила с него взгляд, пока он не начал делать следующий надрез.

Риццоли стояла перед рядами с сухими тортами, задаваясь вопросом, сколько же коробок с такой гадостью хранилось на этих полках. Супермаркет «Хоббз-Фуд-Март» оказался вонючей бакалейной лавкой, типичным семейным заведением, если только представить себе, что в роли его хозяев выступают жирные злодеи, готовые травить школьников испорченным молоком. «Папой» был Дин Хоббз, старый янки с подозрительным взглядом, придирчиво рассматривающий банкноты, прежде чем принять их к оплате. Он жадно сгреб мелочь в кассу и сердито пробил чек.