Линвуд Баркли - Исчезнуть не простившись

— Надо же, — удивился я.

Тесс улыбнулась.

— Предупредили и отпустили. — Она приложила палец к губам. — Ей ни слова.

— Конечно.

— Ведь если с тобой такое происходит, ты считаешь, будто получил разрешение делать все, что заблагорассудится, черт побери, ходить, куда хочешь, поздно возвращаться, словно все тебе должны. Понимаешь?

— Думаю, да.

— Но существовала часть ее, которая стремилась к порядку. Вдруг ее родители вернутся? Она хотела представлять собой что-то, показать, что не пустышка. Хотя их не было, ей хотелось, чтобы они ею гордились. Поэтому она решила поступить в колледж.

— Коннектикутский университет.

— Верно, — подтвердила Тесс. — Хорошая школа. Недешевая. Я задумалась, каким образом смогу себе это позволить. Отметки у нее были неплохие, но для стипендии недостаточно высокие, ты понимаешь, о чем я. Мне требовалось найти для нее кредиты, другого выхода не было.

— Ясно.

— Первый конверт я нашла в машине, на пассажирском сиденье, — сказала Тесс. — Он просто лежал там. Я собралась на работу, вышла, села в машину и увидела белый конверт. Дело в том, что я оставила приоткрытым окно, всего на полдюйма, уж очень жарко было на улице, и мне хотелось, чтобы машина проветривалась. В эту щель можно было сунуть конверт, но только с трудом. Он был довольно толстым.

Я склонил голову набок.

— Наличные?

— Около пяти тысяч долларов. Разными купюрами — двадцатки, пятерки, несколько сотенных.

— Полный денег конверт? Никаких объяснений, никаких записок, ничего?

— Да нет, записка была.

Она встала и подошла к старинному секретеру, стоящему возле входной двери, и открыла единственный ящик.

— Я все это нашла, когда начала прибирать в подвале, копаться в ящиках с книгами. Я приводила в порядок свои вещи, чтобы помочь вам с Синтией разобраться в них после моей смерти.

В руках у нее была стопка конвертов, стянутых резинкой, с десяток или больше, толщиной в половину дюйма.

— Разумеется, сейчас они пустые, — сказала Тесс. — Но я все равно не выбрасывала конверты, хотя на них ничего не было написано, никакого обратного адреса или почтового штампа. Я думала: «А вдруг сохранились отпечатки пальцев или что-то еще полезное не сейчас, так в будущем?»

Разумеется, конверты были захватаны самой Тесс, так что вряд ли на них сохранились какие-то улики. С другой стороны, судебная медицина не моя область. И химию я не преподаю.

Тесс вытащила из-под резинки листок бумаги.

— Это единственная записка, которую я получила. С первым конвертом. Во всех остальных были только деньги и ни одного слова.

Она протянула мне стандартный лист бумаги, пожелтевший от времени, сложенный втрое.

Я развернул листок.

На нем было напечатано:

Это чтобы помочь вам с Синтией. Для ее образования и для остального, что потребуется. Деньги будут поступать и дальше, но вы должны придерживаться следующих правил: никогда не рассказывать Синтии про эти деньги. Никогда никому про них не рассказывать. Никогда не пытаться узнать, откуда они приходят. Никогда.

И все.

Я перечитал записку трижды, прежде чем взглянуть на стоящую передо мной Тесс.

— Я послушалась, — произнесла она. — Ничего не сказала Синтии. Никому ничего не рассказывала. Никогда не пыталась узнать, кто оставлял их в моей машине. И не знала, когда они снова появятся. Однажды я нашла конверт в «Нью-Хейвен реджистер» вечером, на первой ступеньке, у двери. В другой раз вышла с почты, и в машине лежал еще один конверт.

— И вы никогда никого не видели.

— Нет. Думаю, тот, кто это делал, следил за мной, убеждался, что я далеко и можно подойти к машине. И знаешь, после первого конверта я никогда не забывала приспустить окно. На всякий случай.

— И сколько в итоге?

— За шесть лет сорок две тысячи долларов.

— Господи!

Тесс протянула руку за запиской. Она снова сложила ее, подсунула под резинку к конвертам и положила стопку в ящик секретера.

— И как давно это кончилось? — спросил я.

Тесс немного поразмыслила.

— Лет пятнадцать, так я думаю. Ничего с той поры, как Синтия окончила колледж. Это был дар Божий, говорю я тебе. Я никогда не смогла бы дать ей образование без этих денег, не продавая дом, не перезакладывая его и не делая еще чего-то в этом роде.

— Итак, — сказал я, — кто же их оставлял?

— Вопрос на сорок две тысячи долларов. Все эти годы я только об этом и думала. Ее мать? Отец? Оба?

— А следовательно, все эти годы они были живы, или по крайней мере один из них. Может, жив и до сих пор. Но если кто-то из них мог все это проделать — следить, оставлять деньги, почему они не связались с тобой или Синтией?