Дэвид Хьюсон - Убийство-2

В комнате работал телевизор, передавали новости. Журналисты уже выяснили имя жертвы третьего убийства — Давид Грюнер — и тот факт, что он служил в Рювангене.

Грю-Эриксен и министр обороны Флемминг Россинг обсуждали увиденное, когда появился Бук. Россинг был щеголем, одевался всегда с иголочки; на его хищном, угловатом лице особенно выделялся римский нос, а волосы напоминали гладкое орлиное оперение. Заметив, как Бук тайком вытер руки о гардины Грю-Эриксена, он приподнял бровь.

— Снова обедали в ресторане? — спросил он.

— Нет, в последние дни успеваю только перекусить на ходу.

Томас Бук никогда не испытывал к этому человеку особой симпатии. В те редкие случаи, когда по долгу службы ему приходилось общаться с министром обороны, Россинг вел себя с ним высокомерно, как и многие другие из старой партийной гвардии. Они считали его выскочкой, попавшим в политику на волне популярности погибшего старшего брата, и никакие его действия не могли изменить их мнения.

— Как и две предыдущие жертвы, — продолжал диктор новостей, — Грюнер был убит с изощренной жестокостью.

— Откуда они все это узнали? — воскликнул Грю-Эриксен с таким видом, будто его лично обидели. — Что подумает жена этого бедняги?

Бук сел напротив них у окна. На манеже трусцой бежала лошадь под присмотром конюха, прячущего лицо в воротник от ветра и дождя.

— Ей сообщили практически сразу, — ответил Бук. — Я сам проконтролировал это. А что касается прессы, то мы никак не могли скрыть от нее столь серьезный инцидент в общественном месте.

Премьер-министра такой ответ не удовлетворил. Вошел помощник и подал ему телефон. Он отошел к окну и заговорил с кем-то очень тихо.

Россинг тоже поднялся, пожал Буку руку.

— Рад вас видеть. Жаль, что приходится встречаться по таким печальным поводам.

— Я что-то пропустил?

— Нет, мы всего лишь обменялись новостями. — В его отрепетированной улыбке не чувствовалось тепла. — Столько всего произошло с тех пор, как вы заняли пост министра. Справляетесь?

— Делаю все, что могу, — ответил Бук.

— Вот это я называю боевым духом! — Россинг сильно ударил его по плечу. Наверняка этот мужской жест он позаимствовал у военных. — У вас все получится. Монберг… — При упоминании имени старого друга лицо Россинга стало более человечным. — Я думаю, он был бы рад знать, что его преемником стали именно вы. Кроме того… Если он заболел после небольшого напряжения, то что стало бы с ним теперь?

— Можно начинать, — объявил Грю-Эриксен, завершив телефонный разговор.

Его помощница принесла кофе и красивые пирожные, после чего они остались втроем.

— Полиция и служба безопасности прикладывают все усилия, — добавил Бук после того, как вкратце изложил ход расследования.

— Потребуется время, чтобы закрыть дело? — спросил Грю-Эриксен.

— Вероятно, да.

— У нас нет времени, — проворчал Россинг. — Эти выродки знают, что с принятием антитеррористического проекта у нас проблемы. Ждать, когда Аггер наконец услышит доводы рассудка, бессмысленно. Она почуяла, что сможет добыть на этом проекте голоса.

Бук сделал глубокий вдох и сказал:

— Да, ее подход исключительно негибкий…

— Негибкий? — возмущенно переспросил Россинг. — Эта женщина пойдет на все, чтобы добиться своего, и не погнушается самыми низкими средствами. Придется нам срочно искать общий язык с Краббе и Народной партией. Если это означает запрет одной из мусульманских организаций, которые он так ненавидит, то… — Он вздохнул и развел руками. — Выбора у нас нет. Договоримся с Краббе и покончим уже с этим.

— Не все так просто.

Оба политика уставились на Томаса Бука.

— Увы, — добавил он. — Мы взяли тех экстремистов потому, что за ними вела наблюдение служба безопасности, но никаких прямых улик против них нет. До сих пор мы не сумели привязать к убийствам хотя бы одного из арестованных.

— Томас… — попытался сказать что-то Россинг.

— Сейчас за решеткой все фундаменталисты, которые только известны в Дании. И тем не менее совершено новое убийство. Запрещать организацию только потому, что она упоминается в ходе расследования, неправильно и неэффективно.

— Осторожность и терпимость хороши и весьма похвальны в мирное время, — заметил Россинг с язвительностью в голосе. — Не находись мы в состоянии войны, я бы согласился с вами.

— Но есть такое понятие, как «справедливость», — воскликнул Бук. — Если мы запретим деятельность этих людей, а потом будем вынуждены всенародно признать, что они ни в чем не виновны…