Кэти Сьюэлл - Западня

— Может, парень побеспокоил его. А потом, гризли просыпаются время от времени, причем в самом скверном настроении.

Доктор Этайлан, тихая женщина-венгерка, вдруг заговорила из-под хирургической маски, у нее был сильный акцент. Она рассказала в ужасающих подробностях об испанском велосипедисте, которого порвал черный медведь летом 1998 года. Испанец хотел стать первым велосипедистом, проехавшим по всей трассе нового шоссе — от Волчьего Следа до Туктойактука. Местный житель ехал по дороге и милях в восьмидесяти от Лосиного Ручья увидел велосипед, валяющийся на дороге. Одно колесо все еще крутилось. Он остановился и услышал доносившиеся из-за деревьев крики несчастного, которого рвал медведь. Животное испугалось криков водителя, и отчаянный испанец был спасен. Ему наложили рекордное количество швов — больше четырехсот. Он до сих пор каждый год шестого июля присылает в больницу цветы из Бильбао, где работает учителем.

— А как насчет того мальчика из Коппермайна? — спросила Джени. — Он был в очень тяжелом состоянии. — Она повернулась к Давиду. — На мальчика-эскимоса напал белый медведь. Было очень трудно, потому что была снежная буря — это было в марте или апреле этого года — такая буря, какой вы никогда раньше не видели. Они собирались лететь в Йеллоунайф, но погода была такой плохой, что им пришлось привезти его сюда — мы ведь ближе.

— Полярный медведь! — воскликнул Давид потрясенно. — Я слышал, встречи с ним обычно заканчиваются летальным исходом.

— Говорили, его спасла собака.

— А как он выжил?

— Он пробыл здесь всего несколько дней. Мы были лишь перевалочной базой. Потом его отправили в Эдмонтон. Нужна была серьезная операция, он потерял ногу. Невероятно храбрый мальчик. Ни разу не закричал.

— И сколько ему было? — спросил Давид, склонившись, чтобы выполнить деликатную задачу, зашить глубокую рану в паху пациента.

— Двенадцать или тринадцать, — ответила Этайлан, оторвав взгляд от медицинского журнала, который она читала. — Большой для своего возраста. Такой красивый мальчик! Мы все над ним хлопотали, он был какой-то особенный.

— Дети довольно часто бывают лучшими пациентами, чем взрослые, — признал Давид. Он выпрямился, выгнул спину, чтобы снять напряжение после того, как, согнувшись, колдовал над незадачливым охотником. — Когда дело доходит до боли, дети гораздо более терпеливы. — В памяти всплыл образ Дерека Роуза, ребенка, в чьих прозрачных запавших глазах стоял вопрос, который он, по молодости лет, еще не мог сформулировать словами.

Спустя четыре часа бригада хирургов вышла из операционной, измученная, но воодушевленная. Давид насчитал двести восемьдесят семь швов, но остался доволен проделанной работой. Мужчина, молодой метис, у которого есть жена и маленький ребенок, будет весь покрыт шрамами, но не останется инвалидом на всю жизнь. По крайней мере, он остался жив и получил такую же медицинскую помощь, как если бы попал в крупную клинику.

Дочка Джени, Патриция, прошла в кафе и стала готовить завтрак и кофе. Вскоре весь персонал ночной смены собрался там, привлеченный запахом жареной копченой грудинки. Ощущалась атмосфера товарищества и командной сплоченности. «Может, потому, что нет Шейлы Хейли», — подумал Давид. Он успел заметить, что ее не очень любили, хотя у нее и были союзники.

Давид нечасто ел мясо, но сейчас он с жадностью съел большую тарелку грудинки с яичницей и хрустящие ржаные хлебцы. Кто-то приготовил блинчики, и Давид также съел несколько штук.

Во время еды он сказал доктору Этайлан, которая сидела рядом с ним:

— Знаете, много лет назад я был в районе Коппермайна, откуда родом тот мальчик, о котором вы рассказывали. Это самое пустынное место в мире, но в то же время невероятно красивое. А вы не помните, как называлось поселение? Там их совсем немного, насколько я помню.

Этайлан покачала головой:

— Думаю, небольшая деревушка. Наверное, какое-нибудь эвенкийское название.

— Черная Река, — отозвалась Джени с другого края стола.

Черная Река. Давид помнил, как собственной рукой подписывал конверты — Черная Река! Какое совпадение! Такое маленькое поселение. Может, он даже встречал родителей того мальчишки, хотя там было слишком мало молодых людей. Его мысли вернулись к той женщине, которую он имел счастье любить. Вспоминались ее длинные черные волосы, покрывавшие обнаженное тело, ее резьба по камню, фигурки, которые он вертел в руках, северное сияние над ее скромной хижиной. Живет ли она там до сих пор? Он отогнал эту мысль прочь. Разве в его жизни недостаточно неразберихи?