Джордж Грин - Присяжный заседатель

– Это не болтовня, девочка, это искусство. С мужчинами разговаривать нужно так. Сначала говоришь ему что-нибудь приятное, чтобы он весь надулся от важности. Потом немного мурлыкаешь, чтобы мужчина доверчиво к тебе потянулся. Тут самое время нанести точный удар иголкой, чтобы надувшийся шар лопнул. Мужчина скисает, а ты начинаешь снова гладить его по шерстке. Он дуреет, мягчает, ты снова гладишь его против шерстки. Потом по шерстке, против шерстки, по шерстке, против шерстки. В конце концов, совершенно обессиленный, он падает к твоим ногам.

– А дальше что?

– Как что? Ты говоришь, что он, конечно, молодец хоть куда, но для тебя он всего лишь патрон и деловой партнер. Ты никогда не будешь ему принадлежать. Энни, слушай, когда тебе говорят умные вещи, иначе я тебе башку оторву. – Джулиет звонко хохочет.

– Слушай, Джулиет…

– Что?

– Ты когда в последний раз высыпалась?

Джулиет задумывается.

– Ты имеешь в виду, по-настоящему спала? Если не считать легких приступов сонливости в разгар операции, последний раз я по-настоящему спала… Какой сегодня день?

– Среда.

– Не может быть!

– Я тебе точно говорю.

– Ты абсолютно уверена?

– Абсолютно.

– В понедельник я, кажется, спала. Часа два, а то и три.

– Господи, тебе нужно немедленно ложиться в кровать. Зачем ты сюда притащилась?

– Как же мне было не прийти? Когда я услышала сообщение по автоответчику, я чуть не лопнула от любопытства. Ты, Энни, совершенно потрясающая. Всю жизнь мечтала, не сдавалась, занималась своим искусством, и вот твоя мечта осуществилась.

– Я не сдавалась, потому что я чокнутая.

– Слушай, а ты звонила своему Слайви? Сказала, что увольняешься?

– Я не могу уволиться.

– Это еще почему?

– Все эти воздушные замки могут рухнуть.

– Ничего они не рухнут! С завтрашнего дня будешь заниматься исключительно своими ящиками.

Энни смеется.

– Во всяком случае, не с завтрашнего. Мне нужно быть в суде.

– Ах да, я совсем забыла. Как у тебя там дела?

– Ничего, но очень уж скучно. Адвокаты задают мне кучу всяких вопросов. В общем, суд меня утвердил.

– А что за процесс?

– Так, ничего особенного. Я согласилась, потому что хотела немного развеяться. А теперь, сама понимаешь, все это мне совершенно некстати.

– Ну и плюнь на них.

– Уже поздно.

– Ничего не поздно.

– Джулиет, иди-ка ты спать.

– Нет, мы с Генри идем в кино.

– Ты совсем спятила.

– Если твой недоносок хочет, могу взять его с собой.

– Это будет зависеть от того, кто поведет машину.

– Ладно-ладно, Генри поведет. Но я тоже хотела тебе кое-что рассказать.

– Что?

– Знаешь, ты не единственная, с кем случаются чудесные происшествия.

– И что же с тобой случилось?

Джулиет облизывает губы и заговорщицки взмахивает ресницами. Сразу видно, что разговор пойдет о чем-то сексуальном.

– Где он? – шепотом спрашивает она.

– Оливер? У себя в комнате. Он нас не слышит. – Энни придвигается поближе. – Ну же, рассказывай.

– Значит так, это было вчера ночью. В два часа меня вызвали из ординаторской в травматологию. Привезли парня с огнестрельной раной. Там должен был дежурить ординатор четвертого года обучения, но его никак не могли разыскать – наверное, прикорнул где-нибудь. А звонить дежурному хирургу и вытаскивать его из дома мне не хотелось. Поэтому я отправилась в операционную сама. Привозят парня, черного, на вид лет двадцать. Он в полном сознании, сложен, как Аполлон. – Она отпивает чаю. – Кстати, знаешь, кто мне ассистировал?

– Неужели Генри?

– Да, нас последнее время часто назначают с ним в одну смену. Боятся, что без Генри я что-нибудь напортачу. Стало быть, мне ассистирует Генри и еще один медбрат. Я беру ножницы, разрезаю на парне штаны. Он ранен в бедро. Пуля вошла вот сюда, вышла вот отсюда.

Ничего особенно серьезного, кость не задета. Пара пустяков. Но дело не в этом. Разрезаю я на нем штаны, и что я вижу – парень без трусов. Энни, такого красавца я в жизни не видывала. Ты понимаешь, о чем я говорю. Дело даже не в величине, а в фактуре. Он похож на этот… как его? Такой черный драгоценный камень.

– Оникс?

– Вот-вот, оникс. Две живописные жилки, и так слегка подрагивают. Очень похож на спящую кобру.

Подруги громко хихикают, потом Джулиет вспоминает про Оливера и шипит, приставив палец к губам.

Подруги хохочут еще громче.

– Не забывай, что рядом стоит Генри. Внимательно смотрит за моей реакцией. Я не подаю вида. Подхожу к парню, налаживаю капельницу. Он говорит: “Вы чего это? Эту штуковину присоединяют ко всяким старикам, которые сами не могут есть. А у меня зубов полон рот. Хотите, доктор, я вас съем? Кстати, как вас зовут? Меня зовут Ричард”. У него совершенно потрясающие белоснежные зубы, и вообще он так хорош собой, что я просто таю. “Я должна это сделать, Ричард”, – говорю я. “Пусть это сделает доктор”, – требует он. “Я и есть доктор”. Он вздыхает: “Вы доктор? О Господи, значит, я покойник”. Я обрабатываю рану, а он спрашивает: “Ну и что вы про все это думаете?” Я говорю: “По-моему, Ричард, ты попал в скверную историю”. Он говорит: “Это еще что. Вот когда я доберусь до сукина сына, который сделал во мне дырку, история будет действительно скверной. Вам привезут его сюда в мешке, высыпят на пол, и вы никогда его уже не соберете”. Но я, сама понимаешь, его не слушаю, потому что занята обработкой раны. Мне начинает казаться, что у него там гематома, внутреннее кровоизлияние. Я начинаю щупать ему бедро, чтобы проверить мышечную реакцию. А должна тебе сказать, подружка Энни, что мускулы у этого парня как каменные. Для сравнения я начинаю щупать второе бедро. Он смотрит на меня и говорит: “Знаете, док, мне это начинает нравиться”.