Мордехай поднялся и с независимым видом сунул руки в карманы. Для изложения сути дела ему хватило двух минут. Де Орио ценил лаконичность.
От имени ответчиков выступил Артур. Он согласился с фактами, приведенными оппонентом, однако в вопросе ответственности его точка зрения несколько отличалась от нашей: значительная часть вины за трагедию лежала на снежной буре, обрушившейся внезапно и превратившей жизнь многих горожан в настоящий ад. Серьезные сомнения вызывала у него и разумность действий Лонти Бертон.
– Женщине с детьми было куда пойти. В городе имеются приюты. Предыдущую ночь она провела в подвале церкви вместе со многими другими. Зачем она ушла? Это мне неизвестно, но я уверен: из церкви ее никто не гнал, во всяком случае, мы не нашли такого человека. В пригороде живет бабушка Лонти. Кроме того, какая-то часть ответственности лежит, видимо, и на самой жертве. Наверное, она должна была проявлять большую заботу о своей семье.
Для Артура это была единственная возможность возложить вину на мертвую женщину. В присутствии присяжных ни он, ни его адвокат, если только будут находиться в здравом уме, не осмелятся даже намекнуть, что Лонти Бертон хотя бы косвенно виновна в смерти своих детей.
– Прежде всего почему она оказалась на улице? – резко спросил Де Орио.
Артур ничуть не смутился:
– Помня о цели сегодняшней встречи, ваша честь, мы готовы признать, что выселение было незаконным.
– Благодарю вас.
– Не стоит. Мы просто сочли необходимым отметить, что часть ответственности за случившееся ложится на мать.
– Как велика эта часть?
– По меньшей мере пятьдесят процентов.
– Не слишком ли много?
– Мы считаем, нет, ваша честь. Мы действительно выставили ее на улицу, однако до трагедии она прожила там более недели.
– Мистер Грин?
Мордехай выпрямился во весь гигантский рост и укоризненно покачал головой, как профессор, разочарованный ответом студента, запутавшегося в самых элементарных вещах.
– Люди, о которых мы говорим, мистер Джейкобс, не могут в сколько-нибудь короткие сроки найти жилье. Поэтому их и называют бездомными. Вы признали, что выгнали женщину с детьми на улицу – там они и погибли. Я с удовольствием побеседую на эту тему с присяжными.
Артур втянул голову в плечи. У Рафтера, Маламуда и Барри, ловивших каждое слово Мордехая, лица заметно помрачнели.
– С ответственностью все ясно, мистер Джейкобс, – казал Де Орио. – Поведение матери вы при желании сможете обсудить с жюри, хотя не советую.
Мордехай и Артур сели.
Если нам удастся доказать вину ответчика, перед присяжными неизбежно встанет вопрос о нанесенном ущербе.
* * *
В повестке дня он числился вторым. Рафтер подробно доложил о результатах своего кропотливого исследования. Еще раз я услышал о разнице в подходе к денежной оценке смерти ребенка и взрослого. Калькуляция доходов Лонти Бертон, которые она никогда не получит, вызывала омерзение.
В конце концов Рафтер объявил знакомую сумму: семьсот семьдесят тысяч долларов.
– Но ведь это не последнее ваше слово, мистер Рафтер? – В вопросе Де Орио прозвучал скрытый вызов. – Неужели это и вправду окончательная цифра?
– Нет, сэр.
– Мистер Грин?
– Мы отклоняем данное предложение, ваша честь. Все эти детали не имеют для меня никакого значения. Я думаю лишь о размерах той суммы, в справедливости которой смогу убедить жюри присяжных. Со всем моим уважением к мистеру Рафтеру должен заметить, что сумма окажется намного больше предлагаемой им.
Оспорить Мордехая никто не решился.
– Пятьдесят тысяч за смерть ребенка? Смешно. Явно заниженная оценка отражает бытующие в обществе предрассудки насчет детей бездомных родителей, тем более когда речь идет о представителях другой расы.
Сидящие за столом защиты нервно заерзали в креслах – все, кроме Гэнтри.
– У вас есть сын, мистер Рафтер. Согласились бы вы получить за его гибель пятьдесят тысяч долларов?
Рафтер углубился в изучение пустой страницы блокнота.
– Я берусь убедить жюри: жизнь этих маленьких созданий стоит никак не меньше миллиона долларов каждая, то есть столько же, сколько любого ребенка дошкольного возраста где-нибудь в Мэриленде или Виргинии.
Это был хороший удар. Сомневаться, где находятся детские сады и школы, которые посещают дети ответчиков, не приходилось.
В докладе Рафтера по неназванной, но совершенно ясной причине ни словом не упоминалось о боли или муках погибших – ведь они приняли смерть во сне, вдыхая бесцветный, не имеющий запаха газ до тех пор, пока легкие не отказали. Ни ожогов, ни переломанных костей, ни запекшейся крови.
Читать дальше