Жан-Кристоф Гранже - Пурпурные реки

– Вы ему звонили?

– Да, конечно. И по рабочему номеру, и по домашнему. Ни один не отвечает.

– Адреса у вас есть?

Барн продиктовал только название улицы: врач держал кабинет в том же доме, где и жил.

– Я подскочу туда, – решил Ньеман.

– Но... зачем? Жуано рано или поздно появится и...

– Я чувствую себя ответственным за него.

– Как это?

– Если малыш сделал какую-то глупость, пошел на ненужный риск, то, я уверен, лишь для того, чтобы поразить мое воображение, отличиться передо мной, понимаете?

Жандарм возразил успокаивающим тоном:

– Да вернется ваш Жуано, куда он денется! Знаем мы эту молодежь. Небось забрал себе в голову какую-нибудь чушь и теперь копает в ложном направлении.

– Согласен. Но он может оказаться в опасности, сам того не подозревая.

– В опасности?

Ньеман не ответил. Наступила пауза: Барн как будто пытался осмыслить слова комиссара. Неожиданно он воскликнул:

– Ох, совсем забыл: Жуано еще звонил в больницу. Ему нужны были какие-то справки в архивах.

– В архивах? Что за архивы?

– Да у нас под зданием клинического центра есть огромные подвалы, где хранится вся история нашего края: документы о рождениях, болезнях и смертях здешних обитателей.

Комиссар ощутил неясный страх: значит, этот белокурый мальчик ведет какие-то поиски в одиночку. Значит, он взял след в клинике, и тот повел его сперва к офтальмологу, а затем в архивы центральной больницы. Он спросил напоследок:

– Кто-нибудь видел его там, в больнице?

Барн ответил отрицательно. Ньеман выключил телефон, но тотчас раздался новый звонок. Теперь участникам расследования было уже не до паролей, кодов и прочих предосторожностей, все переговоры велись в открытую. Голос Коста дрожал от волнения:

– Я получил тело, комиссар.

– Это Серти?

– Это он, без всякого сомнения.

Комиссар глубоко вздохнул. Итак, предположения о гибели Филиппа Серти подтвердились. Теперь он мог в официальном порядке послать бригаду для тщательного обыска склада.

Кост продолжал:

– Есть одно важное отличие в характере пыток первой и второй жертвы.

– Какое?

– Во втором случае убийца ампутировал не только глаза, но и кисти рук. Вы не увидели этого, потому что тело находилось в позе зародыша:

культи были спрятаны между коленями.

Глаза. Руки. Между этими анатомическими элементами Ньеману чудилась оккультная связь. В том, как убийца изувечил обе жертвы, крылась какая-то дьявольская логика, но полицейский ее пока не улавливал.

– Это все? – спросил он.

– Пока все. Я приступаю к вскрытию.

– Сколько тебе нужно времени?

– Минимум два часа.

– Начни с глазниц и позвони мне, как только обнаружишь что-нибудь интересное. Я уверен, что там найдется знак для нас.

– Комиссар, у меня такое чувство, будто я работаю посланником ада.

Ньеман пересек библиотечный зал. У двери сидел кряжистый полицейский, усердно изучавший диссертацию Реми Кайлуа. Ньеман обогнул ряд и занял место напротив, в одной из застекленных кабинок.

– Ну, как дела?

Офицер поднял голову.

– Тружусь, как видите.

Комиссар с улыбкой кивнул на толстую стопку:

– Ничего нового? Тот пожал плечами.

– Сплошная Греция, Олимпиады, спортивные состязания и прочие штуки: бег, метание копья, борьба, кулачные бои... Кайлуа пишет о сакральном характере физических испытаний. И еще о связи... нет, общности с высшими силами. По его мнению, высокий результат в соревнованиях рассматривался в те времена как путь к общению с богами... Например, атлет – по-гречески «athlon» – мог, превзойдя самого себя, пробудить силы природы – плодородие земли, ее изобилие. Заметьте, что он частично прав: иногда смотришь на этих бешеных футболистов на поле и веришь, что спорт способен пробудить в человеке сверхъестественные силы.

– Что еще важного ты заметил?

– Кайлуа пишет также, что в античную эпоху атлеты были еще и музыкантами, философами и поэтами. На этом пункте наш тихоня библиотекарь прямо-таки зациклился. Он искренне сожалеет, что прошли времена, когда тело и дух были спаяны воедино, в одном человеческом существе. Вот чем объясняется заглавие «Ностальгия по Олимпии». Ностальгия по эпохе сверхлюдей – и мыслящих и мощных, и духовных и спортивных. Кайлуа противопоставляет тому времени наш век, когда интеллектуалы не в силах поднять пару килограммов, а спортсмены все, как один, безмозглые. Он видит в этом разделении духа и тела знак полного упадка.