Жан-Кристоф Гранже - Пурпурные реки

Подойдя к комиссару и закрепляя у себя на поясе множество карабинов и крючьев, Фанни пояснила:

– В трещину падает поток, вот почему там, несколькими метрами ниже, больше места – вода бьет в стенки и своим напором расширяет пространство. Наша первая задача – пробраться туда, внутрь, между этими ледяными наростами.

Ньеман с сомнением разглядывал ледяные челюсти, неохотно размыкавшиеся над темной бездной.

– Значит, если мы спустимся достаточно низко, в глубь ледника, то найдем там воды прежних веков?

– Разумеется. В арктических льдах таким образом можно достичь очень древних наслоений. На глубине нескольких километров сохранились воды потопа, того самого, от которого Ной спасался в своем ковчеге. И даже воздух, которым он дышал.

– Воздух?

– Ну да, пузырьки кислорода, заключенные во льду.

Ньеман был потрясен. Надев рюкзак, Фанни опустилась на колени у края провала, вбила первый крюк и закрепила карабин, в который пропустила веревку. Бросив последний взгляд на хмурое небо, она насмешливо объявила:

– Ну что ж, добро пожаловать в машину времени, комиссар!

И спуск начался.

Полицейский висел на веревке, пропущенной в зажим с фиксатором. Достаточно было нажать на ручку, и она тотчас мягко отпускала веревку на нужную длину. Но стоило ослабить нажим, как веревка блокировалась, и комиссар останавливался, повисая в пустоте на своей обвязке.

Ньеман сосредоточенно выполнял эти простые действия по приказу Фанни, которая находилась несколькими метрами ниже и руководила их спуском. Добравшись до очередного крюка, Ньеман менял веревку, закрепив предварительно страховочный конец – короткий репшнур, прикрепленный к его обвязке. Опутанный всеми этими приспособлениями, комиссар очень напоминал спрута, только его «щупальца» звенели металлическими деталями, как колокольчики на санях Деда Мороза.

Опускаясь таким образом, он не мог видеть Фанни, так как она находилась прямо под ним, но полностью доверялся ее опыту. Все его мысли куда-то улетучились, и он, машинально выполняя команды, впитывал новые, неведомые доселе ощущения – холодное дыхание пропасти, давление жилета, поддерживающего его тело в пустоте, красоту льда, мерцающего, темно-голубого, похожего на упавший вниз кусок ночного небосвода.

Вскоре они проскользнули между вздутыми выступами в самое сердце пропасти, и дневной свет померк. Ньеману чудилось, будто он угодил в клешни какого-то гигантского чудовища. В этом ледяном колоколе, отлитом из текучей влаги, все впечатления обострялись с невиданной силой. Глаза не уставали любоваться прозрачными стенами с их фантастическими отсветами и бликами. Любое движение в этой пустоте отзывалось гулким и мрачным эхом.

Наконец Фанни удалось встать на узенький, почти горизонтальный карниз, идущий вдоль стенки. За ней туда же ступил и Ньеман. Здесь трещина вновь сужалась до нескольких метров.

– Подойдите! – скомандовала Фанни.

Комиссар приблизился. Фанни чем-то щелкнула у него на каске – Ньеман готов был поклясться, что зажигалкой, – и вдруг в глаза ему брызнул ослепительно яркий свет. В рефлекторе на шлеме своей спутницы полицейский опять уловил свое отражение, но еще явственнее различил пламя ацетиленовой горелки, свечение которой вогнутая зеркальная поверхность усиливала во много раз. Фанни ощупью зажгла свою лампу и шепнула:

– Если ваш убийца наведывался в эту трещину, то он наверняка стоял именно здесь.

Комиссар непонимающе смотрел на нее. Желтоватый свет его лампы горизонтально падал на лицо девушки, отчего оно искажалось, приобретая странное, недоброе выражение.

– Мы уже спустились на тридцать метров, – пояснила Фанни, коснувшись зеркально-гладкой стены. – Как раз тут находятся слои шестидесятых годов.

Фанни вынула новый моток веревки, несколькими ударами молотка вбила в стенку крюк и начала ввинчивать его в лед, как штопор в пробку. Сила молодой женщины буквально ошеломила Ньемана. Он смотрел на ледяную пыль, брызжущую из-под ее рук, и думал, что на такое способен не всякий мужчина.

Они пошли на новой связке, но теперь уже не вниз, а по горизонтальному карнизу, над бездной. Их фигуры смутно отражались на противоположной стенке. Каждые двадцать метров Фанни вбивала в лед новый крюк. Так они одолели около четырехсот метров, но до сих пор не встретили никаких следов убийцы. Внезапно Ньеману почудилось, будто ледяные стены колеблются и слегка фосфоресцируют; в ушах у него зазвучали какие-то странные сардонические шепоты, раздались вкрадчивые смешки. Все плыло у него перед глазами, ноги дрожали и подгибались. Что это – головокружение, ледовая болезнь? Он взглянул на Фанни, но она как раз доставала очередной моток веревки и ничего не заметила. Ньеман почувствовал, что сейчас упадет. Задыхаясь, он прохрипел из последних сил: