Джон Тренейл - Врата Совершенного Знания

Мэт пристально смотрел на Ку. На лице Мэйхуа была написана полнейшая невинность, но, приглядевшись, Линьчунь заметила в пытливом взгляде певицы нечто хищное.

— Нет, мы едва ли встречались, — сказал Ку, протягивая руку.

Когда он заговорил, Мэт слегка склонил голову набок и, нахмурился, словно оценивая произведение искусства, проверяя его подлинность.

— А мне показалось, что встречались. Вы бывали когда-нибудь в материковом Китае, господин Ку?

— Никогда.

— В местечке, которое называется Чаян?..

— Я никогда не посещал материковый Китай.

Мэт взглянул на руку Ку и осторожно, словно боясь, что она развалится от резкого прикосновения, пожал ее.

— Могу ли я получить обратно свою ручку? — поинтересовался Ку.

Мэт передал ему ручку. Мэйхуа вздохнула.

— Господин Ку, я действительно не нахожу слов для извинений. — Казалось, в ней не осталось и следа от певицы из ночного клуба. Мэйхуа говорила очень вежливо, на самых низких регистрах своего замечательного голоса.

— Это полностью моя вина, — заявил Ку. — Не было никакой необходимости заходить в вашу комнату. Госпожа Шань сказала, что я ваш поклонник; так оно и есть, и весьма горячий, но даже это не может послужить мне оправданием. Я искал, э-э… другую комнату.

Мэйхуа отвернулась, скрывая улыбку.

— Конечно, — заметила она дипломатично, — это происходит уже не в первый раз. Здесь не так-то просто найти… удобства.

Появилась хозяйка с бутылкой виски и стаканами. Мэйхуа засуетилась.

— Я только разгримируюсь и сразу присоединюсь к вам.

Линьчунь взглянула на Ку, намекая, чтобы он взял инициативу в свои руки. Тот кивнул.

— Стало быть, до скорой встречи!

— Мистер Юнг, я уверена, что вы окажете мне любезность; проведите всех в зал и подыщите хороший столик.

Бросив еще один подозрительный взгляд на Ку, Мэт проследовал за ним и Линьчунь к двери.

Мэйхуа, глядя в зеркало, начала снимать грим и внезапно застыла, словно зачарованная собственным отражением. Она чувствовала себя сбитой с толку. Что же произошло сегодня вечером? Мэйхуа вспомнила огни, возбуждение, зрителей, ее власть над ними… а потом… Ее лицо совсем по-детски обиженно нахмурилось. А потом началась эта склока. Она ненавидит склоки. И платит людям, чтобы те защищали ее от неприятностей. Она тратит на них деньги впустую. А вот дорогой Мэт, которому она не платит ни гроша, делает все так чудесно.

Мэт. Нужно, чтобы он почаще был с ней рядом. Губы Мэйхуа беззвучно шевелились. Он серьезный человек, настоящий мужчина… Такой и нужен. Мэйхуа чувствовала, что уплывает. Уплывает в приятный мир, куда приятнее, чем тот, что окружает ее сейчас. И когда кто-то постучал в дверь, слово «Войдите!», сорвавшееся с ее губ, прозвучало так, словно вместе с ним вылился целый поток яда.

В комнату смиренно вошли китайцы-телохранители. Мэйхуа заставила их подождать несколько минут, пока она снимет последние остатки грима, снова полностью сосредоточившись на этом занятии.

— Эдди, — обратилась она к молодому китайцу, — правда ли, что ты угрожал ему ножом?

— Ну, он был…

— Да или нет?!

— Да.

— Эдди, знаешь, что я с тобой сделаю, если ты когда-нибудь еще покажешь нож? — Она отвернулась от зеркала. — Ты видел когда-нибудь казнь триадистов? Нам пришлось однажды инсценировать ее на радио в Гонконге. Мне стало тошно даже от спектакля, и не только мне одной, должна сказать. Понятно?

— Я понял, госпожа Мо.

— Тогда исчезните оба.

Но не успели они открыть дверь, как Мэйхуа окликнула:

— А-Пин!

Услышав, что Мэйхуа назвала его уменьшительным именем, второй китаец несколько приободрился и вернулся назад.

— Да, госпожа?

— Ку — это имя хакка, верно?

— Похоже, что так.

— Как же оно будет звучать на «мандаринском»?

А-Пин поразмыслил минуту.

— Думаю, самое близкое — Цю.

Холодный ветер шевелил траву на склоне Ак-Тай-То-Янь — самой высокой горы Коулуна, но кроме вздохов ветра ничто не нарушало тишину декабрьской ночи. На том склоне, что смотрел на материк, на большой высоте, стоял дом, несколько странный: выпирающие перекрытия, террасы, расположенные неравномерными уступами, стены из песчаника и серая черепица на крыше. Все детали дома были отчетливо видны в темноте, потому что каждый дюйм этого необычного здания освещался прожекторами.

Внизу, далеко от дома, какой-то человек, методично и неторопливо, как крот, завершал свой путь по лабиринту пещер, прорезавших горы. Это был молодой здоровый китаец. Императорская колониальная иммиграционная служба признала бы в нем Дэниела Фэна, хотя у него было много других имен и кличек. Ему пришлось несколько часов ползти по узким туннелям, где гулял ветер, пока он не добрался до цели — до стальной лестницы, ведущей вверх, к дому. Теперь Дэниел Фэн начал карабкаться по ней. На шестой ступени его рука наткнулась на что-то твердое. Фэн поднялся на следующую ступеньку и толкнул преграду головой, затем плечами. Несмотря на сопротивление, ему наконец удалось сдвинуть преграждавший путь щит. В следующую секунду Фэн оказался в помещении. Пока он на ощупь искал фонарь, вдруг вспыхнул ослепительный свет. Фэн задохнулся от удивления и внезапно свалился. Прежде чем он успел прийти в себя после падения, сильные руки обхватили его за грудь, кто-то связал ноги, и Фэн оказался совершенно беспомощным.