Леонид Могилев - Век Зверева

Опять уснул уже утром и спал долго и без сновидений.

Наджибулла оставил Зверева одного. Захлопнулась дверь, простучали подковки по лестнице, еще одна дверь, и вот он, местный милиционер, красавец, вылитый Наджиб, как будто не повис тот на фонаре в Кабуле, преданный и дважды, и трижды, и десять раз, но все же умудрявшийся держать ситуацию, влиять на ход событий. Крепкий был мужик. И все там у нас на Востоке было крепко скроено и ладно сшито. Граница фактически отодвинулась на Юг. Гарнизоны врылись в горячую землю. Впереди были большие дела с выходом на первый план. Не провокатор-говорун, политик жеманный и лживый, а генералы из тех, что повоевали уже на новых театрах военных действий, отцы-командиры…

Коробка с эпидиаскопом, наверняка унесенным с работы, стояла на столе. Зверев открыл ее, вынул аппарат сей иллюзионный, собрал, поискал розетку, нашел за тумбочкой возле торшера.

Вот он, Кенигсберг, коего нет боле. Здания вековые крепки и трудно пробиваемы даже крупным калибром. Авиационные бомбы прошивали перекрытия, взрывались, рушили хрупкую безмятежность этого, должно быть, чудесного города, но стены оставались. Особенности строительных конструкций иных веков. Они не складывались подобно карточным домикам, не оползали, как домик из детского конструктора при падении на него игрушечной ракеты. Оставались стены, дома, лестницы, портики, пилоны и балюстрады. Потом все это старательно и планово взрывалось и демонтировалось. Право победителя. Никакой неметчины.

Историческая справка

Город Кенигсберг основан в 1255 году. В течение семисот лет являлся центром немецкого феодализма, а затем империалистической агрессии против народов Польши и России. Во время Первой и Второй мировых войн использовался немецкой военщиной как плацдарм для нападения на соседние государства.

Во время Великой Отечественной войны войска Третьего Белорусского фронта под командованием А. М. Василевского в период с шестого по десятое апреля овладели городом. По решению Потсдамской конференции 1945 года Кенигсберг с прилегающей к нему территорией (около одной трети бывшей Восточной Пруссии) отошел к СССР.

В результате ожесточенных боев во время штурма город был разрушен более чем на девяносто процентов. Немецкое население в послевоенный период в основном выехало в Германию, а оставшаяся часть была выселена в отдаленные районы СССР. (из краткого энциклопедического словаря)

Фотографии репринтные, подретушированные, подкрашенные, но никоим образом не нарисованные «прусские лубки», изготовленные в рекламном бюро умелым художником, окончившим «муху» и подрабатывающим в модном журнале.

Все, что касалось Кенигсберга, находилось если не в спецхране, то в труднодоступных местах. Смотреть было можно, но интерес не приветствовался. Идеология — главный столп государства.

Вот она, идеология. Великий Кайзер-Вильгельм. Стоит себе на постаменте. Брюки цивильные, плащ-накидка, ордена, корона, меч в правой руке, поднятый державной рукой. Острие смотрит в небо. Император смотрит на Восток. Позади каменная ограда, мощная и ажурная, еще далее — стена самой крепости, государственного учреждения; дерева непостижимые. Зверев долго разглядывал кроны, но так и не решил, что это, ни липа, ни тополь, скорей всего акация, но, впрочем, вряд ли.

В то время производство фотографий было делом не столь распространенным. Очевидно, мастер устанавливал штатив, долго подбирал экспозицию. Кенигсбергские пацаны окружили постамент, явно позируют. Гимназист и два приличных молодых отпрыска. Один даже в соломенной шляпе. Полицейский, классический, пузатый, усы длиннющие, стоит вполоборота; господин, но виду праздношатающийся, с тросточкой, переходит улицу, приближается к фотокамере, и дама, в юбке бордовой, белой кофточке и шляпке, уходит куда-то влево.

А вот тот же памятник уже в профиль и с другой точки. Проспект и площадь одноименные. Ползет трамвайчик по проспекту, опять приличные господа и дети в соломенных шляпах. Уж им-то пришлось понюхать иприта на полях Первой мировой. Над вторым этажом конторы — крупная вывеска: «Хаансен и Воглер». Видимо, вечер. Или красивости ретуши. Покой и праздность. Скоро загорятся фонари рядом с Кайзером и всюду, и публика отправится в театр. Вот она — театральная площадь. Здание театра подозрительно напоминает аналогичное в Таллинне. И нет ничего удивительного в том. Театр с гордым названием «Эстония» всегда назывался театром «Германия». Это уже потом, когда самодостаточные эсты перерезали законопослушных, бившихся за русского императора немцев на «своей», подлежащей первой суверенизации территории, театр, естественно, переименовали.