Максим Маскаль - Пазл

Это было нетрудно. Все звуки глушили дождь и туман. Никто из намеченных в жертву даже не догадывался, что проходит по краю Раулева ножа…

Косяк случился из-за ерунды. Рауль не учел, что в сгущающихся сумерках сами охотники могут потерять направление.

Он долго не желал признать очевидное, но, когда парни трижды пересекли один и тот же ручей на дне оврага (и по третьему разу промочили ноги), обманываться было уже невозможно.

Тогда они попытались вернуться к дороге. Вломились в непролазную чащобу, и там Дюфа разглядел среди завала сухих стволов и сучьев какую-то проволоку. Откуда взялась эта железяка здесь, в глухом лесу?!

Напрягая все силы, выбрались на какую-то пустошь, по колено заросшую молодым березняком.

– По-моему, это заброшенный полигон, – пробормотал Жиртрест. – Вон там вышка и знаки. Похоже на вертолетную площадку.

Рауль прищурился, и толстяк, опустив глаза, замолчал, чтобы не брякнуть лишнего.

– Мля, че за фигня? Че за муть?! – вдруг заверещал Дюфа. Он вымок, замерз, и наскочить посреди сумеречного леса на такое – это уж слишком. – Я на такое не подписывался!

У широкого плоского валуна с ветвей раздвоенной березы свисали крысиные тушки, подвешенные за хвосты. Их были десятки, возможно, сотни. Они висели целыми гроздьями. Кто-то выпотрошил и распял зверьков на деревянных крестах из оструганных веток, и теперь они простирали навстречу пришедшим лапки и объятия, животики, распахнутые настежь, призывно сияли красным влажным нутром.

Юрас с торжествующим воплем выхватил из кармана мобильник и начал запечатлевать на камеру упоительную картину.

– Ни хрена себе! – ошарашенно крутил головой Жиртрест, оглядываясь по сторонам. Крысиные трупы были повсюду. Валун окружал целый частокол крысиных распятий.

В центре камня, в небольшом углублении, скопилась дождевая вода. В наступающих сумерках она казалась черной.

– Это че, на фиг? Жертвенник, что ли? – усмехнулся Рауль.

Дюфа побледнел, как упырь, из которого высосали всю кровь.

– Куда ты нас завел, Рауль?! – звякнули в его голосе истерические нотки.

– Расслабься. Детишки тут баловались, не видишь, что ли? – ответил Рауль, лениво растягивая слова.

– Детишки?! – Дюфа оскалился и потряс головой.

Юрас, довольно урча, ползал на коленях, выискивая ракурс для картинки посмачнее.

– Классно! Червячки…

Стоявший рядом Жиртрест наклонился, разевая рот в судорожном позыве: его чуть не вывернуло туда, где секунду назад ерзала Юрасова задница.

– Рауль, может, вернемся? – попросил Дюфа.

– Да ты, мля, тупой? – скривился тот. – Вернемся! Куда?! Это теперь до узловой надо чесать. Иди, если тебе ног не жалко. Через лес, один. А мы уж, будь спок, до той телочки доберемся еще до ночи. И козла старого пощекочем. Обоих козлов. Зуб даю, они на дачке где-то здесь, близко. Вот на той дачке и переночуем с пацанами. Здесь у вояк был целый поселок. Не веришь? Да ты глянь, на чем стоишь! Видал?

И в доказательство Рауль ковырнул ногой землю у камня. Прелая сосновая подстилка сползла, обнажив под собой старые бетонные плиты.

– Дорога! – прошептал Жиртрест. – Люди…

– Мля, червячки! – Юрас с умилением пялился в камеру, просматривая свежие снимки.

– Старика накормили?

Сидя возле железной прокопченной буржуйки, Вадим Николаевич угрюмо уставился на языки пламени. Подбросив поленьев, закрыл топку и повернулся к Алевтине.

Она стояла напротив, возле полки, сплошь забитой книгами в основном по истории, философии и эзотерике.

– Он так жадно ел, – сказала она. – Руками. Я боялась, что подавится…

– Тебе его жалко?

Алевтина провела пальцем по запылившимся бумажным томикам. Вынула один с надписью на корешке: «Практическая магия и целительство» – и, открыв наугад страницу, прочитала вслух:

– «Камень безоар. Тот, кто ест его ежедневно, спасается от всякого зла и ядов. Природа этого лекарства горяча…»

Вадим Николаевич встал, вырвал из рук Алевтины книгу и швырнул ее на полку.

– Я смотрю, ты опять за свое?

– Он ведь ничего не сделал, – тихо сказала девушка, глядя в пол. – Просто бездомный. Как бродячая собака. Старый. А что в этой жизни видел?

– А ты что видела? – усмехнулся Вадим Николаевич. – Мы все что видели? Наши дети? Старики? Ты бомжа вонючего жалеешь, а с нами как поступили? Целый город на помойку выбросили, как ненужную ветошь!

– Да я…

– Да, ты! Что ты знаешь об этом старике, чтобы жалеть его, а? Ты, Алевтина… Ты сомневаешься! Справедливости ищешь. Нет в тебе настоящей веры. Никак понять не хочешь: справедливость – не наше дело. Высшая справедливость вершится без нас. По жребию. А мы обязаны просто подчиняться. Подумай сама: никчемное существо за жизнь и здоровье достойных людей, полезных членов общества, разве не об этом речь?