Максим Маскаль - Пазл

Смешок. Тихий, на периферии слуха, как шелест пожелтевшей от времени бумаги, завалившейся за раму неработающего, покрытого пылью и паутиной холодильного ящика, запрятанного в глубину, в самый дальний угол. Где я всегда прятался раньше от крыс и от…

И всегда напрасно.

Папа, не надо, папа! Я не хочу видеть, как…

…Такси затормозило у самой калитки. Наталья выскочила из машины и сама не своя рванулась к дому, пока Петр Сергеевич рассчитывался с водителем и, смущенно покраснев, приносил извинения за странное поведение супруги. Хотя ее истерика уже начинала беспокоить и его самого.

Дениска без движения сидел на качелях. Тусклый утренний свет тонул в тумане. Растрепанная мать подбежала, обняла сына, шепча какие-то слова почти в беспамятстве от обрушившегося на нее невиданного и необъяснимого чувства радости и облегчения. Вот и отец подошел. Что Дениска делает во дворе так рано, почему в одном носке? А мальчик молчал.

– Какого?!. Что тут, черт побери, произошло? – Петр Сергеевич оглядел холл: осколки кружки, перевернутый поднос, мужская одежда на диване, разбросанные по полу кассеты и диски, грубо разорванные на куски альбомные листы. – Колька где? – повернулся к жене с ребенком. Дениска, прижавшись к матери, молча указал рукой в сторону лестницы.

Петр Сергеевич поднялся. Тишина давила на психику сильнее, чем ночная гроза давеча. Тени по углам казались живыми.

Дверь в спальню сына была распахнута. Внутри полный кавардак: потеки воска на полу, подоконнике, одеяло клочьями, чья-то кровь на плакате с изображением Спайдермена. Он замер, шокированный, вдыхая странный и неприятный запах. Эта вонь… откуда она? Петр Сергеевич осторожно приоткрыл дверцу шкафа. Тусклый свет упал на скорчившийся там, грязный, дрожащий комок плоти, тихонько скулящий, плачущий и молящий. И хихикающий, пытаясь спрятаться в углу от тени Петра Сергеевича.

– Коля?.. – Мужчина робко протянул руку к сумасшедшему, к ладоням у лица, которые кто-то выкрасил в ярко-алый цвет.

Существо дернулось, испуганно заверещало, отмахиваясь от него. И он сам отшатнулся, поперхнувшись ужасом и омерзением.

Николай не закрывался от света ладонями. Он обломанными ногтями яростно раздирал себе глазницы.

Мне просто не нравится тратить лишние минуты. Может быть, для вас жизнь – это нечто эфемерное и гипотетически бесконечное, но я так не считаю. Моя жизнь состоит из минут. И они, знаете ли, очень быстро уходят. Особенно когда не умеешь адекватно ими распоряжаться.

Мой отец пропил двухкомнатную квартиру: он не мог контролировать не только свое время, но и финансы и, что самое важное, не сумел вовремя распорядиться здравым смыслом. Время точно такая же валюта, как деньги. Потратишь зря, растеряешь, не уследишь – считай, что обанкротился. В этой жизни все необходимо контролировать. Иначе тебя найдут на автобусной остановке предрассветным зимним утром, и твои руки придется поливать кипятком, потому что за ночь они вмерзнут в лед на тротуаре. Я сам не видел, но мама рассказывала. Ужасное, должно быть, зрелище.

В мире все конвертируется. Время, деньги, мозги – все это можно обменять на жизнь. На нормальную, адекватную жизнь. Денег у меня немного. Пенсии по инвалидности хватает, чтобы покупать еду, оплачивать Интернет и иногда баловать себя шоколадными конфетами. Мозги вроде бы есть. А вот время – главный фактор риска. Его невозможно заработать, его нельзя обменять на что-то или даже выпросить или украсть. Время неумолимо убегает. И это меня беспокоит больше всего.

Два года назад я переехал в большую и солнечную квартиру. Я не ждал никакого наследства, но оно свалилось как снег на голову. Пришлось потратить две недели чистого времени, чтобы оформить необходимые документы и въехать. В квартире пахло старостью. Никто сюда не приходил с тех пор, как бабушка умерла. Я же ее не видел с того момента, как пошел в девятый класс и купил себе первый таймер. Не до бабушки стало. Это лишние сорок минут дороги в обе стороны! Поэтому смутно помнил ее лицо. А сейчас передо мной висела на стене ее старенькая фотография. На ней была изображена женщина в возрасте, тонкобровая, большеглазая, с узким, острым подбородком. Я не ассоциировал ее с мамой моего отца. Мне не нравился запах, застывший в квартире. Помню, я поставил таймер на час двадцать и тщательнейшим образом вымыл все, до чего смог дотянуться, проветрил квартиру и выбросил множество разнообразного старого хлама – из всех шкафов, из антресолей, из-под кроватей, из тумбочек, полок, коробок, ваз и с балкона.