— Думаю, мы можем переговорить с агентом КЗР этого квартала.
— Я знаю ее, это Абуелита.
— Хорошо, так и сделаем.
— И еще раз осмотрел бы место, где был найден труп.
— Но мы нашли его за заливом, в Касабланке. К тому же и вы там были.
— Не при дневном свете.
— Но это все-таки не расследование!
— Это точно.
— Вы не боитесь, что на вас опять нападут?
— С вами нет!
Даже в темноте создалось ощущение, что ее глаза потемнели.
— Идиот, — сказала Осорио с таким равнодушием, будто произнесла его имя.
В конце концов, он уснул прямо на стуле, но аромат ее духов с легким привкусом ванили продолжал щекотать ноздри.
Предрассветные сумерки таяли над Малеконом, море будто слегка подсвечивалось из глубины. Аркадий и Осорио подошли к дому Абуелиты, которая наслаждалась первой утренней сигарой, стоя у окна. Она пригласила их зайти в квартиру. Стены ее, покрытые множеством слоев краски, были выщерблены от старости. Абуелита предложила им кофе по-кубински в стаканах из толстого темного стекла и усадила рядом с гипсовой статуей Девы Марии, украшенной павлиньим пером. В ногах у статуи стояла медная чаша в форме монаршего венца, набитая резными фигурками из сандалового дерева и долларами. Аркадий почувствовал себя лучше, подбодренный тем, что Луна так и не вернулся среди ночи с бейсбольной битой или ножом для колки льда. Детектив Осорио переоделась в синюю униформу и приняла свой привычный вид. Раскаленные угли, которые Абуелита выхватила из огня прошлой ночью, не оставили следов ожогов на ее руках. Она вела себя, словно юная девушка, притворяющаяся пожилой. Тут же принялась кокетничать с Аркадием, жеманно благодаря его за то, что он защитил ее прошлой ночью, позволяя поднести огонь к потухшей сигаре. Хотя сигарный дым, запахи и полутьма сбивали с толку, он смог объяснить ей, что его интересует Приблуда и то, как он проводил свое время, живя здесь. Она одна могла помочь ему как бдительный агент Комитета по защите Революции.
— Его жизнь была скучной. Иногда ваш друг исчезал на несколько недель, но когда он был здесь, все выглядело обычно. В семь утра уезжал со своим атташе-кейсом, а возвращался в семь вечера. Кроме четвергов. По четвергам он приезжал в середине дня — уходил, приходил. По субботам он отправлялся за покупками и всегда приносил что-нибудь для меня: шоколад или джин. Добрый человек. По воскресеньям он любил порыбачить на дамбе вместе с Монго или привязывал автомобильные камеры к машине и ехал на рыбалку куда-то в окрестности Гаваны.
— Вы очень наблюдательны.
— Это моя обязанность, я ведь в КЗР.
— Так по четвергам он был очень занят?
— Да. — Ее улыбка стала шире.
Он явно упускал какие-то намеки с ее стороны, но все же продолжил:
— Было ли что-то еще, что отличало четверги от других дней?
— Да, по четвергам он брал другой портфель.
— Другой?
— Тот отвратительный из зеленого пластика. Наш, кубинский.
— Именно по четвергам?
— Да.
— Когда вы в последний раз его видели?
— Надо подумать, дайте вспомнить…
Аркадий, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке, но он не был полным идиотом.
— Для чего в чаше деньги?
— Подношения от людей, которым нужен совет, погадать на раковинах или на картах.
— Мне нужен ваш совет, — он положил пять долларов в чашу.
Абуелита приобрела сосредоточенный вид.
— Теперь, когда я подумала, по-моему, две пятницы назад. Да. Он уехал немного раньше, чем обычно, и вернулся чуть раньше, около четырех.
— В четыре дня?
— Да, потом около шести он уехал вновь. Я это отлично помню, потому что он переоделся в шорты. Он всегда надевал шорты, когда они с Монго уходили к заливу. Но Монго с ним не было.
— Вот видите, все указывает на то, что это тело Приблуды, — не смогла сдержаться Осорио.
— Пока да.
Аркадий был доволен, потому что каждый что-то получил. У него была картина последнего дня Приблуды. Осорио получила свою минуту торжества. Абуелита — пять долларов.
Снаружи занимающийся день сделал тени более отчетливыми. Когда Осорио и Аркадий шли вверх по Малекону, группка людей впереди оказалась четырьмя сотрудниками ПНР, покуривающими в предрассветном томлении. Из любопытства они двинулись было к Аркадию, но, узнав Осорио и перехватив ее суровый взгляд, отступили. В форме ПНР и фуражке, с широким ремнем и висящей на нем кобуре она производила внушительное впечатление.
Единственным судном во всем заливе был паром из Касабланки, приближающийся к гаванской пристани. Его окна вспыхнули, поймав солнечные лучи, а затем погасли и стали видны лица пассажиров. Вспенивая воду, паром притирался к пирсу, обложенному покрышками. Как только выдвинули мостик, стали сходить первые пассажиры, некоторые несли в руках атташе-кейсы, показывая свою занятость офисной работой, другие толкали перед собой велосипеды, нагруженные мешками с ананасами и бананами, проходя мимо плаката, призывающего «Уважаемых пассажиров» не проносить на борт оружие.
Читать дальше