Эва Хансен - Цвет боли - бархат

Конечно, ничего брать в баре они не стали.

Хозяин квартиры появился почти сразу, он успел натянуть джинсы и на ходу надевал футболку, на которой мокрые волосы оставили следы.

— Вы ничего не стали пить? У меня хороший бар.

— Нет, спасибо. Мы по делу.

Словно не заметив замечания Фриды о деле, Адлер кивнул:

— Значит, сок. Аннете, принеси сок!

Но никакой реакции на этот зов вопиющего в пустыне они не услышали, если Аннете и была в квартире, то умело прикидывалась отсутствующей. Карл рассмеялся: «Ох, эти женщины!» — и отправился за соком сам.

Зажужжала соковыжималка, Фрида была готова ринуться на кухню и потребовать не тянуть время, но вспомнила, что для этого надо пройти мимо распятой девушки, и решила лучше посидеть на удобном диване Адлера. Не ее вина, что Карл тянет время…

Он принес соки, поставил поднос с четырьмя стаканами на низкий столик и развел руками:

— Вчера было небольшое party, горничная убрала в основном, но еще не навели порядок, прошу извинить.

Наверное, для хирурга мебель, вольно стоявшая посреди комнаты, не ассоциировалась с порядком. Но Фрида подумала о другом: не очень-то переживают друзья и родственники из-за гибели Аники.

— У вас там девушка… может, сначала отпустите ее? — Душа Фриды не выдержала понимания, что пока они здесь пьют сок и беседуют, там…

Адлер посмотрел в сторону прихожей, потом на часы и пожал плечами:

— Линда наказана и будет стоять еще… сорок восемь минут.

— Но это преступление против личности, ограничение свободы…

Линн поморщилась, осторожно коснувшись запястья подруги:

— Фрида, перестань, это по обоюдному согласию.

Сказала тихо, но Адлер услышал, его бровь чуть приподнялась.

— Вы правы, это по обоюдному согласию, и никакого насилия нет.

Адлер уселся на диван напротив них и жестом предложил соки, стоявшие на подносе.

Фрида опомнилась, в ней проснулся следователь.

— Господин Адлер, Андреас Флинт поручил нам заново расследовать гибель его супруги Аники Флинт. Он и их дочь Петра сомневаются в том, что Аника могла принять амоксициллин, прекрасно зная о своей аллергии. Вы так не считаете?

Вопрос был задан неожиданно, чтобы Адлер не успел подготовиться. Но того не смутил откровенный наезд Фриды.

— Вы правы, Аника не могла выпить амоксициллин, да и не пила. — Никакого волнения на лице Карла Адлера не отразилось, но это не было ботоксное спокойствие из-за неподвижности мышц, Адлер действительно не волновался.

— Петра считает, что ей подлили в питье.

Он пожал плечами.

— Петра может считать что угодно.

— Где вы были и чем занимались в тот день, можете рассказать подробно?

Карл усмехнулся:

— Вы не полиция, и ничего рассказывать я не обязан. Кстати, полиции рассказал. Но чтобы вы оставили меня в покое, расскажу. Подробно. Или такие вещи, как утренние водные процедуры и походы в туалет в течение дня, можно пропустить?

Фриду таким не возьмешь, кивнула:

— Это можно пропустить. Нас интересуют подробности после полудня и до шести вечера.

Адлер снова усмехнулся, видно что-то для себя отметив. Доктор умен, очень умен, наверняка он понял, почему именно такой временной промежуток.

— Перед утренней операцией мы с Аникой обсудили состояние и лечение остающихся в клинике пациенток, потом я ушел на операцию, она отправилась в свои палаты с Юсси и уехала. В полдень я был на операции. Закончил в двенадцать тридцать пять, помылся и отправился в суд.

— Куда?

— Давать показания на слушании по делу о разводе двух идиотов.

— Почему так грубо?

— Они уже три года пытаются выяснить, кто виноват в том, что жена не похожа на ту серую мышь, которая сказала «да» пятнадцать лет назад в день свадьбы.

— А на кого она похожа?

На кого еще через пятнадцать лет может стать похожей серая мышь? Разве только на серую же крысу…

— Сейчас она красотка, просто удивительно, как молодят женщину удаленные мешки под глазами и подтянутые щеки. За эти годы она помолодела благодаря моим стараниям, но мужу это не понравилось, он, видите ли, любит обвисшие женские лица.

— Нельзя все вернуть в прежнее состояние?

Адлер фыркнул:

— Я вполне могу как исправить, так и изуродовать любое лицо, но портить собственную прекрасную работу, знаете ли!..

Понятно, гордость профессионала… Он прав, это оскорбительно.

— Итак, вы были в суде с…

— С четырнадцати часов. Перед этим перекусил со своим приятелем в «F-12», знаете, где это?