Шарлотта Линк - Эхо вины

Должен ли он был забить тревогу, поговорить с ней серьезно? Может ли он обвинить себя в равнодушии, в душевной слепоте? Конечно же, он замечал ее депрессию. Сначала она проявлялась очень ярко, потом стала более скрытой. Обязан ли он был докапываться до причин этой тоски, предлагать Вирджинии помощь? Конечно же, он часто спрашивал, как она себя чувствует. Спрашивал, лучше ли ей. И неизменно слышал в ответ только одно: «Хорошо. Все в порядке». И этот ответ удовлетворял Фредерика, хотя он, как ему казалось сейчас, всегда чувствовал в словах жены некую фальшь. Но так ему было удобнее – довольствоваться ответом, что все хорошо, нежели доискиваться до истинных причин проблемы. Убеждая себя, что «все в порядке», Фредерик уезжал в Лондон, сначала ненадолго, потом на все более длительные сроки и лелеял там ростки своей политической карьеры. Могли он поставить это себе в вину?

«Но, черт побери, у нее нет совершенно никаких причин падать в объятия другого мужчины! Мы женаты, у нас ребенок. Если Вирджиния чувствовала себя несчастной рядом со мной, то она обязана была сказать мне об этом. Мы бы поговорили. Мы бы сходили куда-нибудь… ну я не знаю, например, на консультацию к специалисту по семейным вопросам. Мы бы стали бороться за нашу семью. Но нельзя же просто так, ни с того ни с сего улепетывать, как заяц!» – возмущенно думал Фредерик.

Ну ладно, все это еще можно понять… Но почему именно Натан Мур, этот тунеядец, этот прощелыга, этот архиплут, этот бродяга без кола и двора? Как он сумел в два счета завоевать сердце Вирджинии, найти подход к ней, узнать, быть может, причину ее тоски? Видимо, Мур сумел открыть в ней то, что не удавалось еще никому, даже Фредерику.

«Глупости, – сказал он себе решительно. – Дичь, чепуха на постном масле».

Но если это глупости, то что же тогда правда?

Фредерик тяжело поднялся с дивана. Скоро должна проснуться Ким. И Ливия тоже. Сказать ей, что произошло? Однако он не чувствовал ни малейшего желания общаться с этим унылым, пессимистичным существом, да еще и делить с ним одну судьбу. Два обманутых супруга, которые покорно ждут, когда же их неверные половины соизволят вернуться домой… Если те вообще собираются возвращаться.

«Надо ехать обратно в Лондон, – твердо решил он. – Хватит сидеть тут и поджидать ее с распростертыми объятиями. Когда-то же она вернется, накувыркавшись вдосталь с любовником или вспомнив наконец, что у нее есть дочь, за которую она несет ответственность. И пусть тогда она сидит тут и дожидается меня».

С того момента, как пропала Рейчел, прошла ровно неделя. Сегодня было воскресенье, третье сентября. В воскресный день двадцать седьмого августа девочка отправилась в церковь, и больше ни один человек не видел ее живой. Ее отцу Роберту пришлось опознавать тело дочери в полицейском морге.

Минула всего неделя. Но казалось, что между этими двумя датами прошла целая вечность, целая жизнь.

Несмотря на все страдания последних дней, то августовское воскресенье казалось Кларе Каннингэм особенно мучительным. Она невольно восстанавливала в памяти все его события, час за часом, минуту за минутой…

«Вот я проснулась и встала. Теперь стою на кухне и готовлю завтрак. Примерно в это время на кухне появилась Рейчел, одетая в светло-голубую пижаму с аппликацией-лошадью на груди. Я заругала ее, потому что она опять прибежала босая, а кафельный пол на кухне такой холодный. Разве я сильно ругалась? Нет. Я всего лишь сделала ей замечание, хоть и немного раздраженно, поскольку и до того тысячу раз говорила ей, чтобы, вставая утром с постели, она не забывала надевать тапочки. Ведь у нее так часто болело горло! Мы с ней не спорили. Я только сказала: "Рейчел, ну сколько можно, ты снова скачешь по дому без тапочек?! Сколько раз я должна повторять, что пол холодный?" Она пробурчала что-то в ответ. Сходила снова в свою комнату и вернулась в тапочках. Нет, мы не препирались. И я не ругалась. Нет-нет, такого, чтобы я отравила последний день ее жизни руганью, – этого действительно не было…»

Некоторое время назад ей и в голову не приходило обдумывать этот эпизод с тапочками. Только после вчерашней встречи с Лиз Алби она вспомнила про него – поскольку та безостановочно корила себя из-за карусели. Кларе стало совершенно ясно, что Лиз не только отказалась выполнить последнее желание своего ребенка, но и вообще реагировала на вопли своей малышки ожесточенно и злобно.

– Если бы я только знала, что последние часы своей жизни она провела счастливой! – повторяла мисс Алби, когда они сидели в маленьком кафе на Рыночной площади. Лиз пила кофе, Клара заказала себе только чай. Есть им обеим нисколько не хотелось.