Он хотел поговорить с Болгером. Может, он даст ему какой-нибудь совет. Болгер был старым другом Винтера, и Винтер ему доверял. Болгер даже позволял себе отпускать едкие шуточки в его адрес на правах старинного друга.
— Он такой умный, — сказал Болгер в их прошлую встречу.
— Да.
— Он всегда таким был. И всегда в центре мира. У нас был товарищ, его звали Матс, он умер этой зимой.
— И что?
— Он был и мой товарищ тоже, но Эрик горевал так, что другим огорчаться было уже неудобно, он просто не оставил никому места.
Бергенхем не знал, что сказать. В то же время ему было приятно, что Болгер начал ему доверять.
— Это только один из примеров, — сказал Болгер и со смехом рассказал пару случаев из их юности.
— Вы жили рядом?
— Нет.
— Но вы общались.
— Да, в основном подростками.
— Мы так мало помним о том возрасте, — сказал Бергенхем. — События моментально исчезают из памяти. Когда мы пытаемся вспомнить, мы или ничего не вспоминаем, или помним не так, как было на самом деле.
Болгер сказал что-то, что он не понял. Он переспросил.
— Не важно, — ответил Болгер.
— Черные — такие же люди, как все остальные. Раньше было лучше. Когда-то в Англии помогали черным, давали пособия для поиска работы, но деньги давно кончились, — сказал Адейеми Сойерр, владелец консалтинговой фирмы на Брикстон-роуд. Он встретил Винтера внизу и привел в кабинет на втором этаже. Под его офисом располагалась пиццерия. Сам он много лет назад приехал из Ганы.
— Но тут живут не только черные, — заметил Винтер.
— Большинство. Но вы правы, белые тоже углы околачивают. Идите посмотрите.
Чтобы заглянуть в окно, Сойерру пришлось встать на цыпочки, а Винтеру нагнуться.
— Видите, они тусуются напротив. Это одна из их любимых точек.
— Я туда зайду, — сказал Винтер.
— Они вам ничего не скажут.
— Тогда я хотя бы послушаю музыку.
— В Брикстоне вам никто ничего не скажет.
— В других местах люди не смелее.
— Возможно.
— Покажите мне кого-нибудь, кто осмелится сказать пару слов.
Сойерр пожал плечами.
— Здесь спрятан огромный потенциал. Но никто не использует возможности, умения местного населения. Это крупнейший центр черной культуры в Европе. Но этим никто не интересуется.
Попрощавшись, Винтер спустился по скрипучей лестнице. Пахло острыми приправами и дезинфицирующим средством. «Кажется, это лизол, — подумал Винтер. — Его применяют во всех бедных странах».
Винтер уже бывал раньше на этом шумном, самом большом в Европе продуктовом рынке для африканцев, карибийцев и прочих. Пахло мясом и внутренностями животных. Ноги липли к полу, блестевшему от крови. Вот где царство истинной кухни «соул», подумал он, коровьи копыта, овечьи желудки, свиные кишки, волосатые клубни бычьих яиц, цветные всполохи манго, чили, бамии, горами наваленные на лавках; зазывания торговцев на загадочных языках.
Он спросил у продавца насчет Пэра, показал фотографию.
— Сюда приезжает так много туристов, — ответил тот.
— Возможно, их было двое.
Парень покачал головой, глядя на фотографию:
— Не могу сказать. Мы снова стали центром мира, и здесь проходят толпы людей.
— Много белых?
— Посмотрите вокруг, — сказал парень.
И он был прав.
После обеда они поехали к родителям Джеффа Хиллиера. Винтеру показалось, что южный Лондон стал привычен и узнаваем, если это только не было иллюзией из-за однотипности кварталов.
— А я ведь собирался сегодня остаться дома и спокойно почитать протоколы, — сказал Макдональд. — Но ты же знаешь, каково оно.
— Монотонно, — сказал Винтер.
— Это очень мягко сказано. Когда мы так долго работаем над одним делом, собирается внушительная гора бумаг. Но мозг может воспринять только ограниченный объем информации. Если продолжать работать, чутье отказывает.
— Ты веришь в чутье?
Макдональд рассмеялся — коротко и жестко, как будто кто-то процарапал крышу.
— Ты сам-то зачем в Лондон приехал? Чутье — это, может, самое главное в нашей работе. Интуиция, умение воспринимать несформулированное — мгновенно или постепенно.
— Да, положенными процедурами мы делаем половину дела. А дальше требуется нечто большее и совсем другое.
— Это ты верно сказал.
— Но если что-то произойдет, ты должен выезжать на место преступления?
— Мы дежурим по очереди, каждая группа одну неделю из восьми. С семи утра вторника до семи утра следующего вторника.
— Наверное, это не всегда удобно?
Читать дальше