– Нет, но те, кто со мной вели разговоры, далеко не глупые люди. Они своих истинных целей не открывали. Говорили, что собираются искать сокровища Тимура.
– Так, Тимур и его команда. Как же вы узнали правду об их намерениях?
– Случайно.
– Дезинформацию чаще всего так и подкидывают: случайно. Заранее продумываются детали: где, когда, кому и в какой форме толкнуть ложные сведения. И чем случайней все это выглядит, тем больше доверия к тому, кто сообщит об этом.
– Я представляю.
– Так помогите мне оценить обстоятельства, при которых все произошло.
Андрей подробно рассказал о вечере, когда в саду в поисках выпивки появился мулла Хаджи Ага. И о разговоре, который потом состоялся.
– У вас не возникло чувства, – спросил Травин, – что вам не просто по пьянке, а умышленно дают наводку?
– Возникло.
– Почему же вы поверили этому мулле?
– По двум причинам. Хаджи Ага по своему положению в том мире фигура влиятельная. Использовать его для банальной дезинформации вряд ли кто-то решится. Он с тревогою делился тем, что точно знал. Затем его тон. Откровенный и озабоченный. Насколько я знаю, Хаджи Ага не исламский экстремист. И мне показалось, что разговор он затеял, чтобы заставить меня отказаться от участия в этих поисках меча Аллаха.
– И все?
– Нет, не все. Они мне еще дали просмотреть целую кипу космических фотоснимков местности. Координаты на всех были сняты. Только рельеф. Но у меня есть память. Я запомнил характерные черты рельефа и потом на карте нашел снятые участки. Это был Ульген-Сай, о котором вы спрашивали. И потом, если честно, у меня сомнение. Зачем им подобная провокация?
– Почему им? Часто люди даже не знают, в чьих интересах их заставляют играть опасные игры. А провокация легко вписывается в обстановку. Представьте, кому-то хотелось, чтобы, узнав изложенные вами факты, мы всполошились, пошли на необдуманные шаги, предприняли силовые действия, испортили отношения с Казахстаном, со странами Средней Азии.
Андрей подумал, помолчал, оценивая услышанное. Согласился:
– Как версия, такое возможно.
– Вот видите, сколь серьезной может оказаться ошибка в оценке вашего сообщения.
– Однако экспериментальный ядерный заряд существует. Так?
– В этом и соль вопроса. Существует. И раз о нем стало известно, кто-то может попытаться им завладеть.
– Не может попытаться, а уже пытаются.
– Это и надо выяснить. Сделать это при нынешнем положении вещей крайне трудно. Поэтому я надеюсь на вашу помощь, Андрей Иванович. Вам, как патриоту…
– А этого вот не надо. Я не патриот. И в игры, где делают ставку на патриотизм, играть не намерен.
По тому, как вытянулось лицо генерала, как застыли в удивлении его глаза, Андрей понял: его ответ оказался полной неожиданностью для Травина, в лексиконе которого слово «патриот» было весьма ходовым.
Выдержав паузу, генерал спросил:
– Только серьезно, Назаров, вы и в самом деле не считаете себя патриотом? А почему?
– Тогда вопрос, Иван Артемьевич. Как бы вы определили слово «патриот»?
– Чего тут определять? Со школы известно. Патриот это тот, кто любит родину. Кто готов за нее на жертвы, на подвиг.
– Тогда вопрос: какую страну мне любить? Я родился в Узбекистане.
– Ты русский. Твоя родина – Россия.
– Ни хрена себе логика! Только руководствуйтесь ею сами. Я хочу и потому имею право считать себя патриотом той земли, где мне будет хорошо жить, где у меня будет дом, работа, деньги, гражданские права. Именно это место я буду защищать. Здесь у вас патриотами должны быть олигархи, которых наплодила система. Им хорошо, пусть защищают и берегут страну сами. Как это делали в царское время дворяне. Именно они становились офицерами и вели солдат на любого супостата. Я – пас.
– Значит, Андрей Иванович, вы считаете Кутузова, ну или Багратиона патриотами?
– Не сомневаюсь в этом. У них было все: собственные имения, крепостные, они имели дворянские звания, привилегии и боролись за то, чтобы все это сохранить за собой.
– А те простые солдаты, которых Кутузов вел на Наполеона? Они что, не патриоты?
– По большому счету – нет.
– Тогда за что они дрались?
– Объективно за то, чтобы оставаться крепостными того же Кутузова или Багратиона. Иного выбора у них не было. Их забрили в солдаты из крепостных. Десять-двадцать лет учили ремеслу убивать. Учили не только словом, но и батогом. Вы же слыхали о шпицрутенах… Так что солдатики дрались и за то, чтобы их по-прежнему продолжали бить командиры. По морде, по спине…
Читать дальше