Александр Варго - Диггер по прозвищу Жгут

Лицо женщины залила краска.

— Ты… да, в общем… А сейчас я от него убежала.

— Убежала?

— Да. Я боюсь, мне кажется, у него что-то с головой, — произнесла вполголоса Даша, будто Жгут был где-то рядом.

— С чего бы это?

— Не знаю. Мы сидели возле костра, я пошла воду в чайник наливать, возвращаюсь, а он сам с собой разговаривает и ест мух.

— Мух? Ты серьезно? — не поверил Рост.

Она кивнула.

— Сидит, хихикает, как сумасшедший, потом раз! — прямо на лету муху поймал и в рот, — брезгливо сказала Даша. — Потом снова р-раз! Еще одну поймал, и так ловко! И все время живот гладит… и говорит так успокаивающе, будто… беременный, ты понял? Он словно разговаривал с кем-то…

Она подняла голову и, встретившись взглядом с Ростом, выдавила кривую улыбку:

— Ты не веришь мне.

— Да нет, верю… — «И он еще удивляется, почему у него понос», — подумал про себя Рост. — Он видел тебя?

— Нет. Я тихонько поставила чайник и ушла.

Рост даже не знал, что на это сказать, и решил сменить тему.

— А чем ты раньше занималась?

— Не поверишь. Работала учителем в начальных классах.

Роста словно по затылку стукнули.

— Ты что, серьезно?

— Ну да. Что, не похоже?

— Да нет, то есть… хм…

— А похоже, что у Кеши два высших образования? — вздохнула Даша. — Собственно, здесь много таких. Просто не сумели в свое время приспособиться к жизни там, теперь вынуждены приспосабливаться здесь…

— А как здесь очутилась?

— Витек же рассказывал, — ответила она, и Рост заметил, как похолодел ее голос. — Отец успел до тюрьмы продать квартиру каким-то приезжим, меня в интернат. А комиссия по опеке эту квартиру проворонила, до суда дело так и не дошло, и в итоге… как видишь.

— Родные остались? — поинтересовался Рост.

— Сестра и дядя. И сын.

Роста почувствовал второй удар по затылку. Значит, дети все же есть.

— И сколько ему?

— В этом году будет тринадцать, — не без гордости ответила Даша и, поймав недоуменный взгляд Роста, сказала:

— Я родила в семнадцать. Ты не думай, у нас хорошие отношения… Его забрал дядя, когда я оказалась в интернате.

— Так что к ним не поедешь?

Даша горько усмехнулась и похлопала себя по рубашке.

— Как? У меня не то что паспорта нет, мне ходить не в чем.

Рост задумался. Определенно, если все пойдет хорошо, он поможет этой женщине.

Примерно метров за триста до дома Даша вдруг остановилась.

— Иди один. Антон не должен видеть нас вместе.

Близился день поминок Алекса, сорок дней. Это событие было решено отмечать в его квартире, где все еще жила Нелли. Утром все сходили на кладбище, посидели немного у родителей погибшего друга, затем отправились домой. Нелли ушла пораньше, чтобы успеть все подготовить. Мать Алекса сидела с покрасневшими от слез глазами и говорила так тихо, что приходилось напрягать слух. Первое время она держалась, затем не выдержала и расплакалась. Сквозь слезы она в который раз умоляла рассказать, что же произошло на самом деле, и ребята заторопились уйти.

Войдя в квартиру Алекса, троица обомлела. Нелли было не узнать, вместо взбалмошной девчонки, которая терпеть не могла платья и юбки и использовала минимум косметики, перед ними стояла шикарная женщина в строгом черном платье до щиколоток, с красиво уложенной прической. Ее нервное состояние выдавали только глаза, в которых пряталась безграничная боль. Она пригласила всех к столу, который и вовсе потряс молодых людей. Тут было все — салат из крабовых палочек, конечно же, всеми обожаемый традиционный «оливье», маринованные опята, семга, холодец с хреном, только что вынутый из холодильника, караси, обжаренные в сметане, перец фаршированный, огромная индейка, покрытая золотистой корочкой, из разломов которой тянулись струйки пахучего пара, хрустящие, обжаренные в масле тоненькие ломтики картофеля, несколько видов «нарезки», миниатюрные бутербродики из французского батона, щедро намазанные красной икрой, жюльен и много чего еще.

— Круто, — только и смог выговорить Юра. — Да этим можно роту солдат накормить.

— Роту не надо, — плотоядно улыбнувшись, сказал Жуля. — А нас — надо.

Он быстро уселся за стол, сразу подвинув к себе курицу и миску с холодцом, затем принялся разливать по рюмкам водку. Юра вспомнил эти рюмки — он подарил их Алексу на прошлый день рождения. Изящные, сделанные из серебра, в форме миниатюрных тюльпанов, на каждой из них было изображено бушующее море, в волнах которого едва виднелся корабль, вступивший со стихией в неравную схватку.