Николь Жамэ - Дольмен

— Крейсерская яхта, оснащенная двумя моторами мощностью девяносто лошадиных сил каждый. Тот, кто ее угнал, очень спешил.

Мари промолчала. Новость о том, что в проливе Молен — из-за скалистых отмелей он был настоящим кошмаром для моряков — терпит бедствие какое-то судно, добавившаяся к найденному плейеру и краже десяти тысяч евро, заставляла ее опасаться худшего. Люка, словно прочитав ее мысли, смягчился и предложил ей вернуться в отель, обещая сразу позвонить, как только вернутся спасатели. К ним подбежал Стефан, чуть не растянувшись на понтоне, который из-за моросящего весь день дождя превратился в каток. Он протянул Ферсену свой мобильный телефон.

— Получены результаты анализа крови, что была на одежде малыша Кермера. Не поверите! Пусть они вам скажут сами!

После разговора, длившегося полминуты, лицо Ферсена помрачнело. Стоя вполоборота к Мари, он почувствовал на себе ее умоляющий взгляд.

— Кровь… Ива Перека? — очень тихо спросила она.

Ему пришлось кивнуть.

— Да, но это еще не все, Мари, — добавил он угрюмо. — На одежде Никола обнаружены и другие следы, оставленные раньше: кровь Жильдаса Кермера.

Я присоединился к большой группе жителей острова, продолжавших поиски, так же, как и они, демонстрируя холодную враждебность к жандармам из группы поддержки. Порт, поселок, утес, устье реки… Мы напрасно теряли время, но мое отсутствие показалось бы подозрительным. И еще: наблюдая за местными, я хотел узнать, как далеко заведет некоторых из них чувство страха. Все продрогли до костей, и я вместе с остальными. Зато рассудок мой, рассудок циника, вновь обрел ясность.

«Холодно… еще холоднее… теплее… почти горячо… сейчас задымишься!.. Нет!.. Снова тепло… холодно… ледяная стужа…» — так мы говорили в детстве, когда один из игроков прятал какой-нибудь предмет, а другие его искали. Я смотрел, как молодые и те, что постарше, заглядывают в каждый дом, обшаривают все уголки, и видел, что с угасанием дня тает и надежда в их глазах. Пусть катятся к черту! Я ничего им не скажу.

Мне-то было известно, куда подевались Никола и Шанталь. Вчера я видел, как они крутились возле жандармерии. Я знал, что они теперь вместе. И никогда не вернутся. Будь они прокляты!

Одним-единственным словом я мог положить конец поискам. Вопросам. Тревогам.

Но я его не произнесу.

Мари сидела в машине, обхватив голову руками, когда Люка открыл дверь и устроился рядом. По-дружески обняв ее за плечи, он сказал, что очень огорчен случившимся. Она выпрямилась и обожгла Ферсена недобрым взглядом, глаза ее сверкали скорее от ярости, чем от слез.

— Никто не заставит меня поверить, что племянник убил Жильдаса. Нико дядю обожал.

— Знаю, — деликатно подтвердил майор. — Но побег свидетельствует не в его пользу.

— Где доказательства, что яхту угнал он?

— Тогда почему вы ждете возвращения спасателей?

Ответом было молчание.

— Застань Жильдас вашего племянника и Шанталь, когда те тра… занимались любовью, — быстро поправился Ферсен, — как бы он реагировал?

— Вмазал бы ему как следует, — ответила Мари без колебаний. — Видите ли, несмотря на склонность к пьянству и грубоватые манеры, мой брат был пуританином. Мне он об этом не говорил, но я всегда подозревала, что Жильдас любил Гвенаэль Ле Биан. Брат и холостяком-то остался потому, что она рано вышла замуж. Другой попытался бы сделать ее своей любовницей, но не Жильдас: это не укладывалось в его представление о порядочности, только и всего.

Она утаила, что и Лойк был без ума от Гвен, а Жильдас никогда не пошел бы против брата.

Люка слушал не перебивая, он понимал, что Мари необходимо выговориться, а на острове не так уж много людей, кому она доверяла.

— Представим, что ваш племянник потерял голову, он защищался, по неосторожности убил Жильдаса и сбросил его со скалы, чтобы представить дело как несчастный случай.

— А записка и кровь на менгире?

— Инсценировка с целью запутать след, придуманная либо им самим, либо тем, кто ему покровительствовал, например, Шанталь.

Мари покачала головой, не столько возражая, сколько надеясь прогнать подступившие слезы.

— Нет… Хотя… возможно. Я уже ничего не знаю. Мне нужно побыть одной, пожалуйста, — попросила она.

— По-моему, вам нужно хорошенько выплакаться.

— Нет, сейчас пройдет.

Но плотину все-таки прорвало. Мари разрыдалась, громко всхлипывая, как ребенок. Сердце Ферсена разрывалось от боли и сочувствия. К черту интересы следствия! Позже он разберется со своими слабостями и противоречиями. Люка повернулся и положил голову Мари себе на плечо, не встретив сопротивления и ни на секунду не задумавшись о том, что воротник дорогого кашемирового пиджака заливают ее соленые слезы.