Николь Жамэ - Дольмен

— Вы же не верите в предзнаменования, — с невинным видом проговорила она. — Зачем забивать вам голову всякой ерундой?

Чувствуя, что он еще больше разъярился, Мари изобразила воплощенную покорность, низко опустила голову и приняла град упреков без малейшего сопротивления. Дождавшись паузы, она положила на край стола небольшой пакетик с обгоревшими листками бумаги и, предваряя его вопрос, пояснила:

— Письма Никола к Шанталь. Для вас это новая улика против моего племянника, тем более что одно из них откровенно свидетельствует не в его пользу. Я же остаюсь при своем мнении: он непричастен к смерти Перека.

Люка взял верхний листок и пробежал глазами. Никола писал, помимо прочего, что Ив скоро перестанет им мешать.

— Морино и его люди сегодня утром обыскали виллу Перека. Наверное, они их не заметили, — добавил он, не сомневаясь, что Мари тайком там уже побывала. — Похоже, красотка Шанталь упорхнула и не собирается возвращаться.

— И вы сделали вывод, что, устранив ненавистного мужа, они отбыли в дальние края наслаждаться счастьем?

— Гипотеза о любовниках-монстрах не хуже любой другой.

— Но зачем им смерть Ива? — не сдавалась Мари. — Его уже задержали!

— Надолго ли? — Люка спрятал письма в папку. — Вы не хуже меня знаете, как несовершенна наша система правосудия. Нарушения процедуры стали настоящим бичом для следователей, которые больше времени тратят на проверку, не нарушен ли ими какой-нибудь подпункт Уголовного кодекса, чем на само расследование. У Никола и Шанталь не было стопроцентной уверенности, что Ив будет обвинен и приговорен за убийство Жильдаса. Боже!

Вздрогнув, Мари проследила за его взглядом и тоже остолбенела.

По внешней стороне окна скользнули две огромные ручищи, оставляя за собой кровавый след, и к стеклу, гримасничая, приблизилось уродливое лицо Пьеррика.

Только осознав, что он не ранен и кровь на руках — не его, видя, с каким отчаянием он тычет пальцем в висевшую на стене карту острова, Мари разгадала мимику немого и буквально чуть не вывернула руку Ферсену, убеждая взять ее с собой.

— В каком качестве? — грубо поинтересовался тот.

— В качестве переводчицы! — огрызнулась Мари.

Ивонне повезло. Падая, стеллаж уперся в тот, что стоял напротив, тем самым сохранив ей жизнь. Лицо старой женщины покрывала неестественная бледность, нос заострился, и Люка с трудом прощупал пульс. Пока Мари вызывала «скорую», он внимательно осмотрел руки пострадавшей и отрицательно кивнул, отвечая на безмолвный вопрос коллеги. Следов иглы не было.

— Кровь из носа не шла, значит, она упала на живот, — предположила Мари. — Пьеррик поранился о стекло, когда ее переворачивал, — показала она на темную лужицу, расплывавшуюся под затылком старой женщины.

Ферсен осторожно приподнял ей голову. Волосы Ивонны были перепачканы кровью вперемешку с осколками стекла и частичками дерева.

— Трудно будет установить, рухнул стеллаж сам или ему помогли, — сказал он чуть позже, спускаясь по лестнице, ведущей в канцелярию.

Нахмурившей брови Мари он объяснил, что дверь в бухгалтерию была открыта настежь, а железный сейф, где, очевидно, держали наличность, оказался взломан. Он посмотрел на Пьеррика, который, пользуясь бессознательным состоянием матери, ласково гладил ее по волосам с испуганным видом.

— У него врожденная немота? — поинтересовался он.

Мари поведала Ферсену о роковой ночи, которую Пьеррик, тогда еще ребенок, провел на берегу в разгар страшной бури. После этого сын Ивонны утратил дар речи, и никто не мог объяснить почему.

— Не вмешайся Гвен, мать давно упекла бы его в приют, — вздохнула она.

— Возможно, так и следовало поступить, — буркнул Люка.

— Разве мог Пьеррик на нее напасть? Взгляните, он — само обожание!

— Одно другому не мешает! — отрезал Ферсен.

Собравшаяся возразить Мари вдруг заметила тонкий белый провод, торчавший из-под осколков. Потянув за него, она вытащила наушники. Вскоре Мари извлекла и предмет, с котором те были соединены. Мини-плейер из голубоватого металла.

— Целых четыре гигабайта памяти! — объяснил ей тогда продавец в магазине радиотоваров. — Можно загрузить не меньше тысячи песен.

Цена ей показалась завышенной, но она тут же отругала себя за скупость. В конце концов, Никола ее единственный племянник, а шестнадцать лет — важная веха в жизни. Глаза Нико засияли от счастья, когда, вернувшись в Ланды, она преподнесла ему подарок. Всего четыре дня назад.