Артур Хейли - В высших сферах

Алан сбросил пальто и повесил его в своей комнатке.

— Не забудь послать себе счет и помни, что мне причитается половина.

— Почему бы тебе не подать на меня в суд практики ради? — Том Льюис повернулся на стуле, отвернувшись от машинки. — Как у тебя прошло?

— Отрицательно. — И Алан вкратце изложил суть своего разговора в департаменте иммиграции.

Том в задумчивости потер подбородок.

— Этот Крамер не дурак. Во всяком случае, раз он усмотрел маневр в продлении срока.

— Эта идея мне вовсе не кажется оригинальной, — уныло произнес Алан. — Ее наверняка использовали и другие люди.

— В юриспруденции нет оригинальных идей, — сказал Том. — Лишь бесконечные видоизменения старых. Ну так что теперь будем делать? Перейдем к плану номер два?

— Не возводи это в ранг плана. Это наиотдаленнейшая прикидка, и мы оба это понимаем.

— Но ты ее раскрутишь?

— Да. — Алан медленно кивнул. — Даже хотя бы для того, чтобы досадить мистеру Крамеру с его самодовольной улыбочкой. — И тихо добавил: — Ух, как бы я хотел побить этого мерзавца в суде!

— Вот это позиция! — Том Льюис осклабился. — Ничто так не питает жизнь, как добрая ненависть. — Он наморщил нос и вдохнул. — Батеньки, ты чувствуешь, как пахнет соусом к спагетти?

— Чувствую, — сказал Алан. — И если ты будешь продолжать есть на ленч это добро, через два года станешь толстой свиньей.

— Я как раз планирую остановиться у этой черты, — объявил Том. — На самом деле я хочу, чтоб у меня были широкие челюсти и тройной подбородок, как у адвокатов в кинофильмах. Это будет производить неизгладимое впечатление на клиентов.

Входная дверь без стука открылась, и появилась сигара, а за ней — крепкий мужчина с острым подбородком, в замшевой куртке и мятой фетровой шляпе, сдвинутой на затылок. На кожаном ремне, перекинутом через плечо, висела камера. Не вынимая изо рта сигары, он спросил:

— Который из вас, ребята, Мейтленд?

— Я, — ответил Алан.

— Нужен питчер, должен снять для последнего выпуска. — И фотограф начал готовить камеру. — Встань у книг по законодательству, Мейтленд.

— Извините за вопрос, — сказал Том. — Но что, черт побери, происходит?

— Ах да, — произнес Алан. — Я как раз собирался тебе сказать. Я проболтался, и это, пожалуй, можно назвать Планом номер три.

Капитан Яаабек приступал к ленчу, когда к нему в каюту провели Алана Мейтленда. Как и в прошлый раз, в каюте было прибрано и уютно, панели из красного дерева были натерты и медь сверкала. Маленький квадратный стол отодвинули от стены, накрыли для одной персоны, и на белой льняной скатерти, где сверкали серебряные приборы, сидел капитан Яаабек и накладывал себе из большого блюда нарезанную зелень. Когда Алан вошел, он положил сервировочный прибор и любезно поднялся. Сегодня он был в коричневом саржевом костюме, но по-прежнему в ковровых допотопных тапочках.

— Прошу прощения, — сказал Алан. — Я не знал, что у вас сейчас ленч.

— Пожалуйста, не обращайте на это внимания, мистер Мейтленд. — Капитан Яаабек жестом указал Алану на зеленое кожаное кресло и сам снова сел за стол. — Если у вас еще не было ленча…

— Был, благодарю вас.

Алан отклонил предложение Тома Льюиса поесть в полдень спагетти и вместо этого наспех проглотил сандвич и стакан молока по дороге на корабль.

— Возможно, так оно и лучше. — Капитан указал на стоявшее посредине блюдо. — Молодой мужчина, как вы, может не удовлетвориться вегетарианским блюдом.

Алан с удивлением спросил:

— Вы вегетарианец, капитан?

— Уже много лет. Некоторые считают это… — Он умолк. — Как это по-английски?

— Причудой, — подсказал Алан и тут же пожалел, что слишком быстро выдал это слово.

Капитан Яаабек улыбнулся:

— Так иногда говорят. Но это неверно. Не будете возражать, если я продолжу ленч?

— Да что вы, пожалуйста!

Капитан, цепляя полную вилку, усиленно жевал зелень. И, помолчав, произнес:

— Идея вегетарианства существует — наверно, вы это знаете, мистер Мейтленд, — дольше христианства.

— Нет, — сказал Алан, — я этого не знал.

Капитан кивнул:

— Уже много веков. Настоящие последователи считают жизнь священной. Следовательно, все живые существа имеют право без страха наслаждаться ею.

— Вы сами в это верите?

— Да, мистер Мейтленд, верю. — Капитан положил себе еще зелени. Казалось, он задумался. — Все это, понимаете ли, очень просто. Человечество никогда не будет жить в мире, пока мы не преодолеем жестокость, существующую в нас. Вот эта жестокость и побуждает людей убивать живые существа, которых мы съедаем, и этотже инстинкт — жестокость — побуждает нас ссориться, затевать войны и, возможно, в конечном счете приведет человечество к собственному уничтожению.