Артур Хейли - В высших сферах

Он был известен как крутой чиновник, тщательно охраняющий интересы своей страны, дающий одобрение иммигрантам лишь самого высокого класса. Он часто с гордостью вспоминал хороших людей — смекалистых, трудолюбивых, здоровых, — которым он разрешил въехать в страну.

Его никогда не волновало то, что он отказал кому-то по той или иной причине, как иногда волновало других.

Его размышления прервал Алан.

— Я не прошу разрешить моему клиенту иммигрировать — во всяком случае, пока еще нет, — сказал Мейтленд. — Я стремлюсь лишь пройти первую стадию — чтобы выслушали его просьбу об иммиграции не на корабле.

Несмотря на принятое ранее решение игнорировать зов мочевого пузыря, Эдгар Крамер чувствовал, как его распирает. Разозлило его и то, что его считают способным попасться на элементарный старый адвокатский трюк. И он резко ответил:

— Я прекрасно понимаю, о чем вы просите, мистер Мейтленд. Вы просите, чтобы департамент официально признал этого человека и затем официально отклонил его просьбу, чтобы вы затем могли предпринять некоторые законные шаги. А когда вы пройдете через все процедуры, связанные с апелляцией — и несомненно, будете проходить их возможно медленнее, — корабль уплывет и ваш так называемый клиент останется тут. Вы нечто подобное задумали?

— Говоря по правде, — сказал Алан, — да.

И усмехнулся. Такую стратегию придумали они с Томом Льюисом. Но теперь, когда все раскрылось, не было смысла ее отрицать.

— Вот именно! — резко произнес Крамер. — Вы готовы были заняться дешевым трюкачеством с законом!

Он не обратил внимания на дружелюбную улыбку, как и на предупреждение внутреннего голоса, что он плохо ведет дело.

— Только для протокола, — спокойно произнес Алан Мейтленд. — Я не согласен с тем, что это дешевка или трюкачество. Однако у меня есть один вопрос. Почему вы сказали «так называемый клиент»?

Это было уж слишком. Нарастающие физические неполадки, проведенные в тревоге недели и усталость от недосыпания привели к столь резкому ответу, какого Эдгар Крамер, человек тактичный и натасканный в дипломатии, никогда не позволил бы себе. Действовало на него и то, что он видел перед собой молодого, пышущего здоровьем мужчину. И он язвительно заявил:

— Ответ должен быть абсолютно очевидный, как ясно мне и то, что вы согласились вести это абсурдное и безнадежное дело с единственной целью — надеясь выиграть гласность и внимание.

Несколько секунд в маленькой квадратной комнатке царила тишина.

Алан Мейтленд почувствовал, как от злости к щекам прилила кровь. Одно безумное мгновение он хотел даже протянуть через стол руку и ударить пожилого человека.

Обвинение было абсолютно ложным. Он не только не жаждал гласности, а наоборот: уже обсуждал с Томом Льюисом, как ее избежать, поскольку оба были убеждены, что излишнее внимание прессы может повредить правовым действиям в пользу Анри Дюваля. Потому-то он и пришел без шума в департамент по иммиграции. Он готов был предложить не давать на данный момент никаких сообщений в прессу…

Он встретился взглядом с Эдгаром Крамером. В глазах у чиновника была ярость и почему-то мольба.

— Благодарю вас, мистер Крамер, — медленно произнес Алан. Он поднялся, взял пальто, сунул под мышку портфель. — Весьма вам благодарен за подсказку: я теперь знаю, что сделать.

Три дня после Рождества на страницах «Ванкувер пост» продолжал появляться рассказ об Анри Дювале — человеке без родины. В меньшей степени об этом писали и две другие городские газеты — дневная «Колонист», соперничавшая с «Пост», и более умеренная утренняя «Глоб», — хотя и не без скептицизма, поскольку «Пост» первой обнаружила эту историю.

Но теперь сенсация потихоньку умирала.

— Мы продержались до конца, Дэн, и лишь вызвали интерес, но никаких действий. Так что давай забудем об этом, пока через несколько дней корабль не уплывет; тогда ты сможешь написать ностальгическую заметку о бедном парнишке, плывущем к закату.

Было 7.45 утра, и разговор происходил в отделе новостей «Пост». Говорил Чарлз Уолфендт, редактор дневного выпуска, а слушал его Дэн Орлифф. Распределяя дневные задания, Уолфендт, человек ученый и спокойный, обладавший умом, который, по мнению некоторых, работал как «Ай-би-эм», подозвал Дэна к своему столу.

— Как скажешь, Чак. — Орлифф передернул плечами. — Все равно я считаю, что мы могли бы продержать эту историю еще один день.

Уолфендт проницательно посмотрел на Орлиффа. Он уважал его мнение опытного человека, но следовало взвесить и другие проблемы. Сегодня появилась новая тема, которая станет основной в дневном выпуске и для освещения которой ему требовалось несколько репортеров. Женщина, занимавшаяся бегом, исчезла на горе Сеймур, что рядом с городом, и усиленные поиски не обнаружили ее. Все три газеты сообщали о ходе поисков, и постепенно возникло подозрение, что это подлое преступление, совершенное мужем пропавшей. Уолфендт уже получил утром от главного редактора записку, которая гласила: «Она свалилась в пропасть или ее туда столкнули? Если она жива, давайте доберемся до нее прежде, чем это сделает ее старик». Дэна Орлиффа, подумал Уолфендт, хорошо бы послать на гору.