Збигнев Ненацки - Великий лес (журнальный вариант)

– Ведь и ты взбесишься.

– Наверняка.

Он погасил ночник, и они лежали в темноте рядом. В эту минуту как приговор себе он принял к сведению то, что он не вернется к своей работе, потому что стал слишком нервозным. Когда объявится этот Роберт, он скажет ему, что они должны дать ему еще немного времени. Он вернется в лес, к Хорсту Соботе, к Кулеше и Веронике. Он вспомнил, как Будрыс и Вздренга держали Веронику, халат ее распахнулся, она вырывалась, прижимая локтями большие груди, выгибая живот. Он представил себе, что это он смотрит в ее бешеные от ненависти глаза, – и внезапно почувствовал возбуждение. Таких глаз никогда не было у Эрики. Это странно, ему не нравилась эта девушка, он не жаждал ее тела, но хотел, чтобы ее глаза на него, на Марына, смотрели именно с такой ненавистью. Чтобы она вырывалась, отталкивала его. Ему казалось, что он входит в Веронику, глядя в ее невидящие глаза. Он велел девушке повернуться к нему спиной, потому что не хотел видеть ее лица. Вошел в нее на короткий миг – и уже лежал рядом, успокаивая сильно колотящееся сердце.

– Хорошо у тебя получилось, – сказала она в темноте, ласково поглаживая его по слегка поросшей волосами груди. Она, видимо, была благодарна ему, что это было так коротко. Он тоже был ей благодарен. Столько времени у него не было женщины, а однако все произошло как следует. Он переломил себя. Потом вернется навык, привычка.

Ощущение счастья распирало до такой степени, что из другого отделения портмоне он вынул несколько долларов и добавил проститутке. А потом велел ей уйти. Он переживал свое счастье осторожно, постепенно, как гурман изысканное блюдо, к которому привык, но которого давно не ел.

После полуночи зазвонил телефон.

– Говорит Роберт. У меня к тебе вопрос...

– Слушаю.

– Сколько папок забрал Иво?

Марын засомневался. Не ловушка ли это?

– Ты спрашивал меня об этом много раз. Две, – соврал он, потому что всегда нужно было врать, если в чем-то не уверен.

– Послушай, – сказал тот. – У нас нет времени, чтобы с тобой поговорить лично. Мы хотим только еще одного подтверждения того, что ты говорил.

– Я сказал это, черт побери.

– Хорошо. Именно это и было нужно.

– И это все?

– Да.

Тот повесил трубку, то же самое сделал Марын. Он закурил сигарету и почувствовал, как неимоверно долго проплывает через его мозг огромная волна разочарования. Но минуту спустя он ощутил что-то вроде облегчения. И даже что-то вроде радости. Он был рад, что снова увидит Хорста Соботу и почувствует запах пота своей буланой кобылы. И что увидит лес.

Утром он выехал на север. В поезде была давка, и только благодаря тому, что у него не было никакого багажа, ему удалось захватить место в купе и к тому же у окна. Когда час спустя поезд на какое-то время въехал в лес, Марыну стало приятно, что, наверное, один он во всем поезде знает, что такое лес и какая у него огромная сила. Это правда, что существовали на свете такие люди, как Иво Бундер или Баллоу, и их опасные делишки, но независимо от них жил и лес со своим вечным шумом.

Еще в этот вечер Юзеф Марын продиктовал Хорсту Соботе длинное письмо в Окружное лесное управление по поводу уничтожения кладбища на полуострове Волчий Угол, а также осквернения человеческих останков.

– Это правовое государство, – объяснил он Хорсту Соботе. – Что бы тут ни происходило, здесь царят какие-то законы и инструкции. И кто-то за этим следит, Хорст. Тог, кто поступил плохо, должен быть наказан. Достаточно будет твоего письма. Я для этого дела не нужен.

Он верил в то, что говорил, а Хорст Собота – хоть и написал это письмо – удивлялся, что даже такой человек, как Юзеф Марын, так же, как раньше Вероника, не понял еще, что такое лес и как он отнимает у людей душу.

– Хорошо, что ты вернулся, Юзва, – повторял потом Собота, почти с нежностью глядя на Марына. – Хорошо, что ты вернулся, потому что при тебе я чувствую себя сильнее. Я промок, когда возвращался с Волчьего Угла, и почти сутки у меня была температура. А теперь уже все хорошо. Скоро я куплю и приведу сюда дикого пса. Такого, как ты хотел, Юзва. Пса на лесных людей.

– Это хорошо, Хорст, – по-своему улыбнулся Юзеф Марын и съел ужин, который приготовила для него Вероника.

Он не встретился с ней ни в этот, ни на следующий день. Каким-то образом она умудрялась, оставаясь невидимой, готовить еду. Он слышал только стрекотание швейной машинки из комнаты на втором этаже.

И, слушая это стрекотание лежа на кровати, Марын пришел к выводу, что Иво Бундера уже нет в живых. Именно по этой причине его вызвала фирма, но в последний момент кто-то решил, что не нужно сообщать ему эту информацию. Долго ли полиция может охранять жизнь человека, которого кто-то действительно хочет убить, чтобы скрыть от руководства свою бездарность? Нельзя было уйти из профессии – так просто, в один прекрасный день, если даже уходишь под охрану полиции. Ведь это профессия на всю жизнь – поэтому измена никогда не могла принести выгоду, даже если изменяешь только одной фирме, а другие оставляешь в покое. Не было даже такого места на земле, где человек, который изменил, мог бы почувствовать себя в безопасности, если на это не давала согласия его фирма или все фирмы, на которые он работал. Юзеф Марын никогда не слышал о таком согласии, хоть теоретически такая возможность появлялась, когда человек становился бесполезным. Бундер, однако, брал деньги от многих фирм. И Марын мог только догадываться, где убили Бундера – в одной из его квартир, в аэропорту, в ресторане, в каком-нибудь мотеле? Да и нашли ли вообще его тело?