Збигнев Ненацки - Великий лес (журнальный вариант)

– Это Куна, – застонал Хорст Собота. – Старая Кунегунда Кайле. Я видел ее, когда был маленьким. У нее были длинные седые волосы. А те трое пленных, которых я закопал там со старым Кайле?

– Я ничего об этом не знаю. И не ходи туда, потому что я сам видел, что от кладбища не осталось и следа. Теперь там расставили столы. Едят и пьют.

Но Хорст Собота, так, как был, в забрызганном известью комбинезоне, помчался по песчаной дороге опушкой леса в сторону Волчьего Угла. Было душно, он с трудом хватал воздух открытым ртом, пот заливал ему лоб, щеки и глаза, так, что он иногда ничего не видел и спотыкался о корни деревьев, выступающие из земли. «Нет, нет», – бормотал он, поднимался с земли и бежал в сторону полуострова, не слыша шума грозы, надвигающейся из-за леса.

Становилось все более душно. Романикова, доктор наук, толстая женщина, в вязанном на спицах, слишком широком для нее платье, потела. На столах, сколоченных из жердей и установленных у входа на плантацию, на замасленной бумаге лежали кольца колбасы, нарезанные буханки хлеба и больше десятка бутылок водки. Она выпила две рюмки и больше не хотела, потому что от водки и духоты стала исходить потом, который стекал у нее от подмышек на толстый, в складках, живот. Маслоха тоже не пил, потому что не пила Романикова. Пьяных Войтчака и Тархоньского затащили в одну из машин, которые стояли у ворот плантации. Трактористы, рабочие, лесник Вздренга то и дело подходили к лесничему Кулеше и пили за то, чтобы хорошо росли привитые деревца, которые уже завтра здесь начнут сажать. Ведь это был их праздник – людей леса. Можно было пить и даже упиться, как Войтчак и Тархоньски.

Обливающаяся потом Романикова осматривала пустынный полуостров и думала, что скоро здесь вырастет лес. Не такой, как везде. Деревья будут стоять ровненькими рядами. Настоящего леса она почти не знала и не любила. Правду сказать, в настоящем лесу она была раза три. Со студенческих времен и потом, после учебы, она все время крутилась на опытных делянках Лесного института. В белом халате сортировала семена, сеяла их ровными рядами, велела поливать в теплицах и на опытных делянках. Она не всегда была такой толстой, как теперь. Когда-то у нее был маленький задик и твердые груди, но даже тогда она уже любила порядок. Вокруг нее вертелись молодые люди, но она не видела в них склонности к порядку. Где попало они бросали вонючие носки, гасили окурки в блюдечках со стаканами недопитого чая. Совсем другое дело – профессор Тара, который жил при Институте, и ей тоже, когда она поступила в аспирантуру, дал комнатку рядом с собой. Он был руководителем ее кандидатской диссертации. Любил порядок, ровненькие ряды маленьких сосенок, дубов и елей. У него она научилась еще большему порядку, который необходимо было навести в лесу. Ведь лес был одним большим хаосом. Тара приходил к ней два раза в неделю, а она тогда раздевалась догола и ложилась на спину на диван. Тара долго гладил ее груди, живот, бедра, и она начинала от этих ласк получать большое удовольствие. Большее, чем то, когда ее брал кто-нибудь из студентов или ассистентов профессора. Нет, она не вышла замуж, по тому что не хотела огорчить Тару, который был добр к ней и помог сделать кандидатскую. У него было бессилие, но ему нравилось ласкать ее тело. И он приучил ее к порядку. Когда он умер, она продолжила его дело. Закладывать семенные плантации, прививать сосенки черенками наилучших деревьев в стране. А потом их семена высевать ровненько, как по линейке. Сажать леса упорядоченные, здоровые. Сколько лет прошло, прежде чем она дождалась этой плантации? Интересно, тот лесничий, которого Маслоха назначил на плантацию, в должной степени любит порядок? Эти люди не имеют понятия, чем должен быть лес. Если этот молодой инженер не понимает, что значит лад и порядок, то она научит его или велит заменить кем-нибудь другим.

Черная лохматая туча выползала из-за леса. Гремело все ближе и все чаще. Рабочие уже опустошили бутылки и делились остатками колбасы.

– Мне пора, – сказала она Маслохе.

И именно тогда из-за автомашин через полуоткрытые ворота в ограждении на плантацию вбежал какой-то старый человек в забрызганной известью одежде. Седой, вспотевший, бормочущий что-то непонятное. Он побежал в глубь плантации, потом упал на колени, поднялся и прокричал что-то, кому-то угрожая.

– Кто это? – спросила Романикова.

– Это некий Хорст Собота. Сумасшедший, – ответил старший лесничий.

Налетел первый сильный порыв ветра и поднял в воздух тучи песка на широком пространстве полуострова. Внезапно стало темно. Романикова рысью побежала к черному лимузину, Маслоха поспешил к своему красному «фиату», в «улазик» залезли лесничие и лесники. Рабочие взгромоздились на обитый досками тракторный прицеп, на котором их возили на работу.