Саймон Тойн - Ключ

Узкое сводчатое помещение походило на большой подвал. У каждой из двух длинных стен вытянулся ряд из четырех коек — всего их в палате было восемь, — и на каждой лежал монах. Когда дверь отворилась, все они как по команде посмотрели на входящих, и Афанасиус увидел в каждой паре глаз одинаковое выражение страха. Медики поместили сюда на карантин всю садовую бригаду. В палате хлопотали еще три лекаря, все в масках и голубых резиновых перчатках. Они по очереди осматривали монахов, выискивая любые ранние симптомы заболевания, и время от времени брали у них кровь на анализ.

— Мы почли за благо изолировать всех, кто имел непосредственный контакт с больными деревьями, пока не установлено, что брат Садовник заразился от чего-то иного.

Стоны и вопли, долетавшие по коридору из изолятора, усилились, как будто брат Садовник отзывался на упоминание своего имени. Стоны были слышны всем, кто находился в палате. Молоденький монах на ближайшей к двери койке разрыдался. Он закутался в больничные простыни подобно ребенку, который старается спрятаться от пугающей темноты, и не сводил глаз с открытой двери, словно опасался, что стенающее существо сейчас придет по его душу.

Сименон захлопнул дверь и заторопился по коридору назад, на ходу отыскивая в кармане шприц с каким-то успокаивающим препаратом.

— А если дело все же в болезни деревьев, — вернулся к прерванному разговору Афанасиус, — когда у остальных проявятся те же симптомы?

— Брат Садовник первым вступил в контакт с этой инфекцией. Симптомы появились меньше чем через сутки. Так что если причиной является болезнь растений и если любой из садовников заразился тем же путем, то мы увидим это очень скоро. — Дойдя до двери, Сименон снова опустил на лицо маску. — Я склонен полагать, что это станет ясно часа через два-три. Если остальные не инфицированы, мы сможем в буквальном смысле дышать свободнее, а для брата Садовника сделаем все, что в наших силах. Если же они заразились, то будем надеяться, что принятые нами меры предотвратят дальнейшее распространение заболевания. Но есть и третья вероятность. Возбудитель, возможно, является более опасным и острозаразным — неким болезнетворным микроорганизмом, который передается воздушным путем, — и тогда мы все в Цитадели, до последнего человека, уже им заразились. Мы ведь все были в соборе вчера вечером, когда брат Садовник принес туда первую пораженную болезнью ветку и бросил у самого алтаря.

Афанасиус вспомнил, как раскололась та ветка, ударившись о каменный пол, как поднялось из нее видимое в свете свечей облачко сухой пыли, похожей на струйку дыма.

— Скажи, — обратился к нему брат Сименон, — ты ведь был в саду в самом начале расчистки? Сколько деревьев заболело? Одно-два? Поражены ли деревья на каком-то одном участке или, быть может, только деревья определенных видов?

Афанасиус печально покачал головой.

— Заболевшие деревья были повсюду, — проговорил он, осознавая смысл, таившийся в осторожных расспросах лекаря. — Почти все деревья носили следы болезни.

К вечеру обстановка в Руне почти вернулась в нормальное русло. Повторных подземных толчков не наблюдалось, ничто не мешало расчищать улицы. Движение по большей части тоже было восстановлено; открылись кафе и рестораны, на тротуарах, всего несколько часов назад усеянных битым стеклом, вновь расставили столики. Людей на улицах было много — они отходили душой после пережитых за минувшие сутки тревог. В толпе прохожих находился и Габриель.

Легким шагом, держась самых людных улиц, закрыв лицо низко надвинутым козырьком бейсболки, он продвигался под прикрытием толпы туристов к стенам Старого города. Ему надо было появиться на месте лишь через несколько часов, но позже улицы опустеют, и его могут заметить и опознать. Сейчас же у него было меньше риска привлечь к себе нежелательное внимание.

Старый город был пока закрыт для посетителей. Еще в середине девятнадцатого века чуть ли не все дома в Старом городе превратились в коммерческие предприятия. По официальной версии, прекращение доступа туда в вечернее и ночное время объяснялось необходимостью не мешать ночным богослужениям в монастыре. На самом же деле существовал старинный договор об использовании земель, окружающих Цитадель: в соответствии с ним, квартирная плата сохранялась на уровне Средневековья, тогда как арендная плата за коммерческое использование зданий не регулировалась, и Церковь после введения запрета стала получать раз в десять больше арендной платы. Вот поэтому никого туда и не допускали в вечернее и ночное время. Каждый день с наступлением сумерек служители прочесывали улицы, сгоняя туристов с холма к воротам Старого города, где уже готова была опуститься решетка, отгораживая его от посторонних до утра. Следовательно, первая задача, стоявшая перед Габриелем, заключалась в том, чтобы проникнуть внутрь.