Дж. Лэнкфорд - Святой самозванец

Мэгги не могла говорить. Лишь чувствовала такую ненависть, что, казалось, потеряет сознание.

Сэм наклонился к ее животу и прижался к нему губами. Она сжалась, когда он поцеловал кожу, под которой был его ребенок. Губы двинулись к ее груди и стали целовать соски, которые дадут молоко его ребенку. Затем поднялись к лицу, и он прошептал:

— Ударь меня, если хочешь. Ударь меня, Мэгги, если это уймет твою боль.

Он сжала кулак, но не смогла даже шевельнуться.

— Ну, если ты меня не ударишь, я займусь с тобой сумасшедшей, страстной любовью, честно тебя предупреждаю. У нас будет сегодня физический контакт — либо с твоими кулаками, либо с более приятными частями тела.

Мэгги смотрела на грудь Сэма, до половины покрытую курчавыми волосами. Теперь некоторые волоски уже поседели, он старел. Но по-прежнему оставался силен физически, что нравилось женщинам. И все-таки ей суждено быть с ним — Джесс умер, Сэм жив.

Если он займется с ней любовью, то потом уснет. Тогда нож может легко заменить пистолет.

Мэгги слушала, как Чио-Чио-Сан закончила свою любовную песнь, а мужчина, который ее потом предаст, запел:

Ах! Приди! Будь моей!

Мэгги застыла и молчала.

Она позволила Сэму ласкать себя до тех пор, пока у нее не загорелась кожа. Она позволила ему класть пенис между своими грудями, ласкать себя языком между бедрами и довести до вершины блаженства. Через некоторое время Мэгги уже казалось, что они лежат на огненном ложе, и расплавленная лава течет по ее жилам.

Она никогда и представить себе не могла такого секса. Это было похоже на тантрический ритуал, целью которого было не достичь кульминации, а использовать тело для слияния двух душ. Пот Сэма проник в ее поры, она чувствовала его вкус. Он держал руку над ее кожей, и она чувствовала ее, хотя он не касался ее. Ей захотелось пить, и он налил воды. Она заплакала, и он пробовал на вкус ее слезы.

Наконец, ее ярость перелилась через край. Мэгги сдернула с ближнего стула ремень Сэма, и стегнула его по спине, не успев даже понять этого. Он лежал лицом вниз и не двигался, ничего не говорил. Она снова ударила его, и на его теле вспух рубец. Она била его снова и снова, по спине, по ногам, пока один удар не открыл опять огнестрельную рану.

Увидев это, Мэгги выронила ремень.

— Ты нас бросил! Ты убил Джесса, когда уехал от нас. Ты взял меня силой!

Простыни перепачкались кровью, как и должно быть в брачную ночь; только это кровь не ее, а Сэма.

Он сел.

— Ты сказала, что простила меня. Мне следовало знать, что ты никогда не сможешь простить. Я такой глупец. Наверное, все делаю неправильно. — У него вырвалось рыдание. Зачем он это делает? Потому что один раз сработало?

По ее собственной воле руки раскрылись, предавая. Губы нашли его губы. Они начали любить друг друга.

Когда, наконец, они дошли до вершины, ее оргазм был таким мощным, что Мэгги чуть не потеряла сознание в объятиях мужа. Она старалась вспомнить, что собиралась сделать с ним — заколоть, отравить, что-то в этом роде. Надеялась, что утро наступит достаточно скоро, чтобы снова начать ненавидеть. Но Сэм обнимал ее так крепко, что сегодня ночью ей было все равно.

Ночью Франсиско и Корал испытали свое владение испанскими сексуальными ругательствами в мексиканском стиле. Корал почти не спала. До рассвета она не ощущала другой реальности, кроме их соединения.

В какой-то момент Франсиско отнес обнаженную Корал на террасу, сказав, что хочет увидеть ее при лунном свете. Он читал стихи какого-то Элиаса Нандино: «Ты родилась во мне, для кровных уз, в растущем корне, и в узле космическом…» Корал ощущала лишь желание, жажду, которую чувствовала только к одному человеку, и этим человеком был Сэм.

Когда она проснулась поздно утром и обнаружила, что Франсиско ушел, ее охватила физическая, первобытная тоска. Их долгая ночь вдвоем казалась воссоединением, словно они уже раньше держали друг друга в объятиях. Они разговаривали, дремали, просыпались и занимались любовью. Когда Корал спросила, почему он положил конец существованию «Лос Хинетес», Франсиско ответил, что ему надоело видеть ужас в глазах людей. Кроме того, он видел во сне Санта Муэрте, неофициальную святую — покровительницу бедняков Мехико. Ему приснилось, что если он не прекратит похищения людей, за ним придет Святая Смерть; ее череп улыбался из-под отделанного кружевом атласного плаща, голову украшала тиара, костлявые руки в кольцах обещали милость ее серпа.

На следующий день во время ленча Корал сообщила Луису о своих опасениях насчет Франсиско и о том, что независимо от того, убивал ли он кого-нибудь или нет, она поняла, что женщин он убивает восхитительным способом. Она не удивилась, почувствовав, что краснеет, учитывая то, что произошло вчера ночью. Трудно было что-нибудь не позволить Франсиско, но ей это удалось, хоть и с большим трудом. В отместку за его сексуальное нападение вначале, хоть оно и доставило ей удовольствие, Корал не позволила ему прикасаться губами к своему телу, только руками. Свои собственные губы она пускала в ход без ограничений.