Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю

— Хорошая деталь, — согласился Рыбников. — Только где ее взять, бомбу-то?

Именно в этот момент на Тверской улице раздался рев тяжелых машин и непонятный грохот. Участники комплота бросились к окну нумера. Внизу, на Тверской, метались, разворачиваясь, грузовики-«татры». Над сброшенными железобетонными блоками и перемычками еще вилась белесая пыль. Наперерез «татрам» со Страстной площади вдруг выскочил патрульный «мерседес», завилял, уклоняясь от столкновений. Из «мерседеса» выпрыгнул верзила в синем комбинезоне и стал навскидку палить из револьвера по машинам. Коротко рявкнул автомат. Одна из «татр» задымила и вспыхнула. Другая, сминая газон, вырвалась на Тверской бульвар. Патруль с огнетушителем побежал к полыхающей машине.

— Не соскучишься, — протянул Рыбников. — Держу пари — это нашего высокого гостя поджидали тут с каменюками!

Он открыл дверь и крикнул в коридор:

— Семенов! Что за стрельба?

Притопал плотный человек с низким лбом, в застегнутом на все пуговицы мешковатом костюме и с израильским автоматом:

— Не могу знать, господин сотник! Как раз выясняю…

Рыбников посмотрел на автомат, потом на низкий лоб Семенова и сказал с вежливой брезгливостью:

— Спрячь балалайку… Свободен!

Гриша, несколько озадаченный видом Семенова и его странным обращением к Рыбникову, очнулся от короткого столбняка и сорвался с места, щелкая замками кейса. Диктофон, как назло, оказался под кучей разного барахла.

— Куда? — удивился Рыбников.

— Патрульных расспрошу! В номер можно успеть…

— Охолонь, — посоветовал Рыбников, ловя Гришу за полу курточки. — Ты же давно не репортер скандальной хроники. Ностальгия, что ли? А патрулями займется Иванцов. Это его хлеб. Иди, иди, Иванцов!

Пока «свободный редактор свободной газеты» выбрался на улицу, «мерседес» патрулей успел укатить. Иванцов все же сделал миниатюрной японской камерой несколько панорамных снимков баррикады, посмотрел на Рыбникова в окне нумера и исчез.

— Пожалуй, я тоже пойду, — поднялся Панин. — Не люблю сидеть возле горящей печки — можно задницу обжечь… А колонночку завтра же Иванцову поднесу.

Когда Гриша с Рыбниковым остались наедине за большим столом с белоснежной скатертью, первый заместитель главного редактора сухо бросил:

— Ну, Григорий, какие вопросы снедают? Вижу, снедают…

— Собственно… — помялся Шестов. — Вопрос пока один. Что такое сотник?

— Чин в казачьем войске, приравненный к чину поручика, — равнодушно ответил Рыбников, роясь в коробке с черными иракскими сигаретами. — Между прочим, знаешь, почему я не пустил тебя к патрулям? Не догадываешься?

— Где уж нам уж, — вздохнул Шестов.

— Импульсивность — детская болезнь, Григорий. А ты давно не юноша. Думать надо! Тут баррикада со стрельбой, а тут — репортаж корреспондента «Вестника». Интервью из первых уст! Только круглый дурак, прочитав твой материал, не задумается: каким образом корреспондент «Вестника» оказался так оперативно на месте события? Ах, водочку рядом пил… А поближе к редакции что — не наливали?

— Осознал, — поморщился Гриша. — Хотя, на мой взгляд, круглым дураком окажется именно тот… кто предположит умысел… участие «Вестника» в каком-то заговоре.

— Мы и так под колпаком, — нахмурился Рыбников. — Дело с передачей пая пахнет скандалом. И мы не можем в такой момент привлекать к себе внимание общественности двусмысленной оперативностью наших репортеров.

— Убедил, — отмахнулся Гриша. — Мало того, почти заставил забыть о моем вопросе. Значит, Николай Павлович, ты всего-навсего поручик? Что-то не верится. Или все же сотник? Тогда какого войска?

— В нашем Движении, — сказал Рыбников, легонько выпуская дым, — чин сотника соответствует полковничьему. Как полковник я тебя больше устраиваю?

— Больше, — согласился Гриша. — В вашем, значит, Движении. Так и надо произносить — с большой буквы? А как оно называется, если не секрет?

— Оно называется Движением ревнителей старины. О нем, конечно, ты читал или слышал. Организация официально зарегистрирована, представлена в Госдуме и даже в Президентском совете.

— Представляю, что могут насоветовать президенту любители старины…

— Ревнители, дружок, ревнители! А любители — они и есть любители… У нас же — народ серьезный, плохого не посоветует.

— Странно, — улыбнулся Шестов. — Никогда бы не подумал, что историческое общество может заниматься современной политической борьбой. Кроме всего прочего, я сейчас открыл, что ваше Движение строится как военное формирование. Или не так? Странно…