Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю

Он нацепил на правую руку водительский браслет, а на левую дозиметрический, который одновременно служил и часами, и индикатором вредных взвесей в атмосфере. Проверил. Крошечный глазок мигнул успокоительным зеленым светом.

— Васька, я готов! — крикнул он, кодируя дверной замок.

Дорого ему встала в свое время эта дверь из стального листа, обшитая непритязательной фанеркой и пластиком. Зато за библиотеку был спокоен. Книги взлетели в цене, когда японцы за отданные им Курильские острова завалили страну дешевыми телевизора, автомобилями, видяшниками, компьютерными игрушками, индикаторными браслетами и прочим барахлом устаревших моделей, которое на мировом рынке почти не котировалось. Наплыв компьютеров и видео подрубил корни книгоиздания — любую, самую редкую книгу можно было размножить без всяких усилий. Лишь бы хватило бумаги. Но библиофилы презирали эти торопливые копии, лишенные запахов, красок и солидных переплетов старых типографий. Поэтому за однннадцатитомник Лескова выпуска пятидесятых годов настоящие ценители давали тойоту с максимальным стотысячным пробегом. Трехтомник Брема конца девятнадцатого века и крупным воротилам был не по карману.

Библиотека Зотова иногда ему самому напоминала гигантский автомобильный склад. Ведь лицензионную «хонду» он выменял себе на три сборника фантастики, выпущенных издательством «Штиинца» в конце восьмидесятых годов прошлого века в бывшей Молдавской ССР. К сожалению, фантастики, детективов и приключений у Зотова было мало, а классику он обменивать на харчи не хотел. Когда Зотов на вершине своей карьеры ударился в собирательство книг, он не подумал, что Сименон и Агата Кристи могут долго и сытно кормить человека…

Взять дверь пытались не однажды, но ее только танком можно было своротить. А, скорей всего, за дверь брались непрофессионалы, ибо непрофессионализм стал в государстве нормой и стилем жизни. О книгах Зотова не знал-, пожалуй, никто, в том числе и редкие приятели вроде Жигайлова. Даже активисты из домового комитета, вечно сующие нос куда не следует, не смогли догадаться, что за старым и драным гобеленом на торцевой стене в комнате — стеллаж, забитый книгами. На стеллаже и висел постоянно раскатанный рулон телевизора.

Вышли в коридорчик перед лестничной клеткой. Зотов захлопнул дверь и прислушался — мягкое гудение моторчика, несильный скрежет. Засовы встали на место — четыре толстых лома. Поди угрызи! Замка в обычном смысле на двери не было, просто одна из медных бляшек, набитых на дверь, реагировала на папиллярные линии правого большого пальца. Этот замок Зотов сам изобрел.

— Слушай, давно интересуюсь, зачем тебе такая дверь? — спросил Жигайлов. — Что прячешь? Даже холодильник сдал…

— Ничего не прячу, — пожал плечами Зотов. — Просто не нравится, когда ко мне без спросу в гости ходят. Ноги, понимаешь, забывают вытирать. А я пыль не люблю.

Лифт с изрезанными стенками, с похабными рисунками и надписями повез их, погромыхивая, с шестнадцатого этажа вниз. Пока спускались, Зотов обнаружил под пультом свежий сюжетец: на крохотной виселице болтался пузатый человечек, и на пузе у него было корявой латиницей написано: «комми». Зотов невольно потверже перехватил палку и подумал: «Сначала попробуйте повесить! Я вам покажу комми…»

Так, с палкой наперевес, он и вышагнул из кабинки.

— Хенде хох! — заорал на него здоровенный детина в кожаном жилете на голом теле и прицелился из какой-то черной штуковины.

— О, господи! — вздрогнул Зотов. — Боря, ты в своем репертуаре…

— Все нормально, Константин Петрович! — рявкнул Боря пуще прежнего и потряс бутылкой, из которой только что целился в Зотова. — Оталонился за полмесяца… Одну уже квакнул, не утерпел. Поехали ко мне, Константин Петрович, угощаю!

— Я же не пью, Боря, — сказал Зотов. — А потом — мы с приятелем…

— И приятеля вашего зову, — уперся Боря, не давая Жигайлову выйти из лифта. — Ну, по-соседски, а?

— Спешим, — сказал Зотов, выдергивая Жигайлова из объятий Бори.

— Что за жизнь, — грустно сказал Боря и причесался. — Уж и выпить не с кем…

Кабинка закрылась, Боря поехал к себе, а Жигайлов привалился к стенке с почтовыми ящиками и прерывисто, со всхлипом, вздохнул. Достал белую таблетку, проглотил, постоял недвижно, пот отер.

— Не соскучишься у вас, — сказал он наконец. — То морду бьют, то «хенде хох» кричат… Он целится, а у меня одно на уме: кредитку на Верку не перевел по завещанию.