Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю

Шестов изучил все контакты юрисконсульта, все суммы жалованья и премий, гонораров и приработков, докопался до каждого счета из магазина и прачечной. Консультант с женой и маленькой дочерью жили предельно скромно. Машину купили в рассрочку, дачей пользовались казенной, котиковую шубу справили к первому скромному юбилею свадьбы. Вануйта не пил, не курил, любовницы не имел, гостей не приглашал, лишние деньги аккуратно обращал в акции «Минотавра» и других солидных фирм. За жену тоже нельзя было уцепиться. Сразу после рождения дочери она оставила службу в гимназии и жила затворницей.

Как явствовало из личного дела юрисконсульта, он с отличием закончил курс наук, в комсомоле и компартии не состоял, политической деятельностью не интересовался, голосовал исправно за кандидатов Трудовой партии. Хоть в рамочку вставляй и на стенку вешай вместо иконы…

Весьма скромно в личном деле было отражено начало карьеры Вануйты. Родился, учился, направлен на учебу по квоте нацменьшинств. Диплом. Недолгая работа в суде и… Зияние в трудовой деятельности на восемь лет. Запись в личном деле невнятно объясняла: стажировка за границей.

Все это Рыбникова насторожило. Не видел он юного Вануйту, отличника школы и педагогического техникума, этакого ненецкого Ломоносова, с обозом семги бредущего в Москву. Не видел! Да еще эти восемь лет… Год, другой — понятно. Но восемь! Интересно, переписывался ли Вануйта с родственниками эти годы, наезжал ли в гости, какие слал подарки? Не мог же человек столько болтаться между небом и землей, не оставляя следов. Однако никак нельзя было подойти к Вануйте и ненавязчиво, по-дружески спросить: а скажите, любезный Иван Пилютович, где это вас восемь лет носило, чем занимались, и не с этих ли занятий вы теперь такой скромный?

— На родине надо копать! — убежденно сказал тогда Рыбников. — В юности человек много делает глупостей, первых врагов заводит, первых девушек… Авось и найдем ключик к неприступному Ивану Пилютовичу. В общем, Гриня, собирайся в Нарьян-Мар.

И вот теперь Николай Павлович с нетерпением ждал Шестова из командировки в столицу Северо-Ненецкой республики.

Гриша не заставил себя ждать. От Домодедова он домчался за каких-то полтора часа, что по слякотной дороге само по себе являлось рекордом. Он ввалился в березовый кабинет как был — в огромном пуховике с капюшоном, ватных армейских штанах и собачьих унтах, оставляющих на паркете черные следы. На скулах Гриши пламенели пятна морозных ожогов, глаза ввалились, а одна дужка у знаменитых очков была перемотана красной изолентой.

— Хорош! — встал из-за стола Рыбников. — Ну, поцелуемся… А другой изоленты — что, не было?

— Спасибо летчикам с геликоптера, хоть такую нашли, — сказал Гриша, рассупонивая пуховик. — Между прочим, это я фейсом к стенке приложился. У нас крыло сломалось — об голец в сумерках задели. Почти сутки в снегу сидели как тетерева… Потом ребята веревочками, морожеными соплями и матом срастили крыло — и дальше полетели. Ты не представляешь, Николай Павлович, как они там летают, как вообще живут! Пещерный век, честное слово… Мы сломались, врубили радиомаячок, ждем помощи, а нас, представь себе, ни одна собака не ищет! Хорошо, утром из лагеря вездеход пришел. Помогли на последней стадии ремонта.

— Из лагеря?

— Ну да, из лагеря… Там их много, оказывается, лагерей. Меньше семи лет сроков нет ни у кого. Волки тундры!

— Значит, замечательно проветрился, — подмигнул Рыбников. — Северная экзотика, здоровый воздух… И от газетной рутины отдохнул. Две недели отпуска! Лишь бы в дело…

— В дело!

Гриша схватил свой обшарпанный кейс и пошлепал подошвами унтов к столу Рыбникова. По обмороженному лицу его блуждала торжествующая улыбка. Он собрался открывать кейс, но Рыбников перехватил Гришину руку и кивнул на безмолвные фотоберезы на стенах:

— Ты же голодный, брат! Поехали, я угощаю.

И вывел Гришу из кабинета. В «ситроене» Рыбникова они за несколько минут домчались к подъезду «Кис-киса», и важный Петрович с лоснящейся мордой проводил их в знакомый одиннадцатый нумер с окнами на Тверскую.

Только здесь Рыбников нетерпеливо пощелкал пальцами:

— Не томи, показывай!

— Э, нет! — засмеялся Гриша. — Однако, начальника, твоя спирт давай! Впрочем, и от водки не откажусь. Есть за что выпить.

Пока Рыбников заказывал обед и разливал в тонкие рюмки любимую «смирновскую», Шестов достал из кейса и разложил на столе фотографии и диктофонные кассеты. Выпил, крякнул, понюхал рукав свитера и сказал: