Дарья Дезомбре - Призрак Небесного Иерусалима

В кухню зашел отчим, взглянул на стопку книг на столе – пару секунд присматривался к названиям на корешках, уважительно хмыкнул и поставил чайник. Маше показалось, что только что она упустила, рассредоточившись, какую-то ниточку. Она еще раз, в раздражении, прочитала: «Крупнейшее из средоточий – Небесный Кремль, надстоящий над Москвою…» Отчим достал с легким стуком чашку из буфета. Маша вскочила, собрала книжки и вышла из кухни.

– Я тебе помешал? – запоздало крикнул отчим.

– Нет, – глухо ответила Маша уже из комнаты. – Просто уже засыпаю.

Она продолжила читать в постели, когда вдруг кратко тренькнул звонок входной двери. Маша автоматически посмотрела на часы. Одиннадцать. Кто это к ним в такой час? Из прихожей доносились невнятные голоса: материн и чей-то баритон. И когда гость с Натальей проходили мимо ее комнаты по коридору, Маша узнала голос: это пришел Ник Ник.

– Извини, что так поздно. Как всегда, тонны работы…

– Ой, ну что ты, это не поздно. Прости, что тебя «высвистала», просто я очень волнуюсь за… – Дверь в кухню закрылась, и Маша не расслышала последнего слова, но была уверена, что это ее имя.

«Ах вот оно что! – подумала она. – Мама позвала на подмогу «тяжелую артиллерию»!»

На кухне между тем разворачивалось следующее действо: Наталья заварила свежий чай, вынула коробку конфет – очередной неоригинальный презент от благодарных больных – и села напротив Ник Ника. Он посмотрел на нее с улыбкой из-под начинающих седеть широких бровей.

– Все хорошеешь… – сказал он негромко, и она, как в старые времена, рассмеялась и похлопала его по руке:

– Все шутишь.

– Нет, – усмехнулся Ник Ник. – Не шучу. Что с Машей?

– А… У нее погибла подруга. Все это наложилось на практику, которую ты ей организовал на Петровке. Коля, я тебя прошу, выгони ее, а?

Катышев поднял на нее удивленные глаза:

– Наташа, ты о чем меня просишь? Девочка шла к этому так долго…

– Вот именно! – взорвалась Наталья. – Так долго! Со смерти Федора! Я хочу, чтобы это кончилось! Я все ждала, когда у нее начнется нормальная, студенческая, веселая жизнь! И вот скоро уже диплом получит, а в голове все то же: маньяки, убийства, кровь! И твоя практика этой патологии только благоприятствует! Я боюсь, Коля, боюсь, понимаешь?!

– Наташенька, – Катышев произнес имя с той же ласкательной интонацией, что и Федор в свое время, – пойми же, девочка больна этим. Для того чтобы вскрылся нарыв, ей необходимо найти преступника, спасти если не отца, то пусть чью-то другую жизнь… Лучше, чтобы это произошло как можно скорее, и тогда сами появятся какие-то иные желания. Кроме того, ее максимальная зацикленность дает ей фору даже рядом с матерыми профессионалами. Так что дай ей возможность доделать свое дело, а потом уже ищи подходящих женихов.

Наталья Сергеевна молчала и будто не замечала, как рука Ник Ника осторожно, ласково, один за одним ощупывает ее пальцы, то сжимая, то разжимая кисть.

– Не знаю, – встряхнула она головой и устало улыбнулась: – Спасибо тебе. – Она аккуратно вынула свою руку из-под его ладони. – Ты всегда был нам лучшим другом. – И она пошла снова ставить остывший чайник.

– Не хлопочи. – Катышев уже встал: высокий, костистый, с непроницаемым лицом. – Мне уже давно пора домой. Да и тебе надо ложиться.

Она печально кивнула и огладила легким, порхающим движением Катышева по плечу, будто скидывала невидимую соринку.

Катышев усмехнулся и быстро пошел по коридору к входным дверям, лишь на секунду помедлив рядом с дверью в Машину комнату.

Иннокентий послушно сидел и слушал, хотя все уже было ясно. Молодая женщина с бледным лицом и выпуклыми, а-ля Крупская, глазами шла уже по второму кругу. Пару месяцев назад ее мужа нашли иссеченным розгами до смерти, и жена, похожая на обиженное дитя, считала, что это справедливо. Муж, судя по фотографиям, суровый сибирский типаж, с носом уточкой и запрятанными глубоко голубыми глазками, достаточно долго носил жену – Ларису – на руках.

– Он был очень добрым и заботливым поначалу, – всхлипывала Лариса, а Иннокентий кидал недоверчивый взгляд на фото. – А потом начал резвиться… Ну, вы понимаете…

Иннокентий принадлежал, как это ни парадоксально, к тому проценту российского населения, для которого слово «резвиться» по отношению к супругу обозначало скорее некие оригинальные сексуальные практики или – куда банальнее – поход на сторону. Очевидно, некоторая растерянность отразилась у него на лице, потому что Лариса опустила голову и продолжила почти шепотом: