Лоуренс Сандерс - Торговцы плотью

Я играл одну-две «сцены» в неделю, чтобы — простите за выражение — не потерять форму, ибо напряженная работа притупляет страсть.

В начале июня один из жеребцов не явился на «сцену» — не такой уж редкий случай, — и я сказал Марте, что сыграю сам. Клиентку звали Мейбл. Терпеть не могу это имя.

Она пришла ко мне в спальню на третий этаж. Похожа на подросшую Сиротку Энни, в ситцевом платье с пышными оборками на юбке и кружевным воротничком. Жуткое безобразие. Однако молода и свежа. Двадцать с небольшим — прикинул я.

Она попросила диетколы, которую принесли в фигурном стакане из толстого стекла с нацепленным на край кусочком лайма. Мейбл посмотрела его на свет и восхищенно причмокнула:

— Сказка.

Когда она сбросила одежду, я остолбенел. Зрелище было не столько прекрасным, сколько фантастическим.

Вверх от пупка — гармония и изящество: маленькие груди, узкие плечи, тонкие руки. Светлая шапка кудряшек обрисовывает яйцевидную головку, спускается на длинную шею. Полное впечатление девической хрупкости.

Ниже пупка — совершенно другая женщина. Широкие ляжки, толстый живот, массивные ягодицы, тяжелые икры. При тонких детских руках — огромные, словно копыта, ноги.

Как будто фокусник-шарлатан распилил двух разных женщин, а потом сложил, перепутав половинки. И сзади, и спереди она напоминала большую золотистую тыкву.

Я разделся, она оглядела меня и сказала:

— Чудное тело.

Не слишком опытная в постели, она легко и охотно училась. Несколько раз я слышал: «Сказка» — или: «Чудо».

Она обладала силой и энергией подростка. Даже эти гигантские бедра и ягодицы, огромный зад были мускулистыми и крепкими. Как и моя бывшая жена Салли, она оказалась чувствительной к щекотке.

Мы хорошо позабавились. Когда она возбудилась, ее лицо, шея, грудь, торс начали наливаться розовым цветом. Нижняя часть тела оставалась молочно-белой, что только усиливало контраст. В общем, было на что посмотреть.

Ублажать ее пришлось довольно долго, но я в конце концов справился.

Вновь обретя дар речи, она сказала:

— Мне было хорошо.

— Мне тоже, — ответил я. Обычный для проституток обмен любезностями.

— Я в самом деле дошла?

— В самом деле. Что, раньше с тобой этого не бывало?

— Может, бывало, не знаю. А такого — никогда.

Когда мы одевались, она заметила:

— У меня есть собственная квартира. Я хорошо готовлю.

— Мейбл, — объяснил я, — нам не разрешается встречаться с клиентками на стороне. Строжайше запрещено.

— О, — разочарованно протянула она.

— Ты всегда можешь прийти сюда, — заметил я. — Спросишь меня.

— Я знаю. Но лучше бы мы… А можно, я оставлю тебе телефон? Просто на случай.

— Давай, — сказал я. — Если хочешь.

Она вытащила из сумочки маленькую записную книжку и золотой карандашик. Написала свой адрес, номер телефона и полное имя — Мейбл Хеттер.

— Не потеряй, — сказала она.

— Не потеряю, — сказал я, складывая записку и засовывая ее в жилетный карман.

— Никогда не знаешь, что может случиться, — сказала она.

Мы встретились с Оскаром Готвольдом у Марты в девять утра. Даже в такой ранний час он был бодр и вылощен, лысина и башмаки сияли.

Прихлебывая кофе и хрустя датскими хлебцами, я рассказал, как детектив Люк Футтер потребовал удвоить гонорар и выплачивать ему ежемесячно двадцать тысяч. Оскар только сочувственно покачал головой.

Затем речь повела Марта. Она рассказала, как Сидней Квинк пытался шантажировать нас в самом начале нашей деятельности, как мы обратились за помощью к Футтеру и как тот согласился. А потом включила запись.

Этот хриплый голос шел из другого мира, из других времен. Мы внимательно слушали. Когда пленка кончилась и Марта выключила магнитофон, Оскар допил кофе и, прежде чем заговорить, аккуратно промокнул губы бумажной салфеткой.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, но я так понял, что вы намереваетесь с помощью этой пленки поставить его на место. Правильно?

— Правильно, — сердито кивнула Марта. — Он не захочет огласки.

— Да? — иронически хмыкнул Готвольд. — А как вы собираетесь ее оглашать? Прокрутить в суде? По телевизору?

Мы смотрели на него.

— По моему мнению, — продолжал юрист, — разумней предать огню эту пленку вместе со всеми копиями. Она свидетельствует против вас, недвусмысленно обнаруживая попытку подкупа должностного лица. Если ваш детектив такой умный, как вы рассказываете, ему прекрасно известно, что вы никогда не посмеете предать эту запись огласке.