Джеймс Паттерсон - Игра в прятки

Совсем рядом прозвучал выстрел. Я вздрогнула. Боль пронзила сердце. Это захлопнулась дверца.

Машина медленно тронулась с места, прокладывая путь через плотную толпу людей, собравшихся на улице, чтобы взглянуть на меня, победившую или проигравшую. За нами потянулся полицейский кортеж с включенными сиренами. Прыгающие огни мигалок отбрасывали тени на лица любопытных.

Я вспомнила, как ехала в машине военной полиции в Вест-Пойнте. На ней тоже была мигалка, а вот зрителей не было. И тогда меня трясло от холода. Я вспомнила много всяких сцен, и все они вели к этому моменту.

Огромные толпы запрудили Бродвей и Кларк-стрит. Люди аплодировали и выкрикивали приветствия. Глядя в окно, я слышала свое имя, но не понимала, какое отношение все это имеет ко мне.

Дженни и Алли, тесно прижавшись, сидели по обе стороны от меня. Они удержали меня. Они меня вернули. Мы снова были вместе. Одна семья. Одно целое.

— Я так люблю тебя, мамочка, — прошептала Дженни и поцеловала меня в щеку. — Ты — моя героиня в сияющих доспехах.

— А ты моя, — сказала я.

— Мамочка, — пробормотал Алли, держась за мою одежду. — Моя мамочка.

— Алли. — Я поцеловала его в макушку. — Мой Алли. И моя Дженни.

МЭГГИ! МЭГГИ БРЭДФОРД! скандировала толпа безмозглых идиотов при виде ее машины.

Убийца тоже аплодировал и кричал, притворяясь, что радуется вместе со всеми. Его скрывали люди, собравшиеся на перекрестке Бедфорд-Виллидж. Скрывали надежно.

Автомобиль Мэгги прокатил мимо и, провожаемый взглядом убийцы, свернул за угол.

Потом исчез и убийца.

Пятая авеню. Пасхальные праздники. Нью-Йорк. Восхитительно! Где еще быть в такое время, как не здесь, верно?

Самые красивые в мире женщины — как на параде. Прихорошившиеся, важно ступающие по тротуару, выставляющие на продажу свои маленькие сердечки.

«И всех их, всех и каждую, можно запросто трахнуть, — думал Уилл. — Любая может быть моей. Стоит только попросить. Есть вещи, которые никогда не меняются. Только становятся лучше и лучше».

Он шел между ними, никуда особенно не торопясь, потому что никуда не опаздывал. На нем были слаксы цвета хаки и синий блейзер. Черные волосы коротко пострижены и тщательно расчесаны.

«Черная Стрела», — подумал Уилл и едва заметно улыбнулся.

Некоторые из красоток посматривали на него с нескрываемым интересом. А почему бы и нет? Его внешность не так уж и пострадала. Может быть, даже выиграла. Темный и загадочный. Именно такими многие женщины видят в фантазиях своих любовников.

На Пятьдесят девятой улице Уилл свернул на восток, к парку, потом на север, на Шестьдесят вторую, где и исчез в желтовато-коричневом здании на углу. В расположенном в фойе газетном киоске он купил мятных конфет и посмотрел на себя в зеркало.

Аккуратная черная бородка, голубые глаза (контактные линзы — это действительно удачный ход), отличный галстук из лондонского магазина «Либерти», модный блейзер. Как раз то, что требуется для назначенной важной встречи.

Поднявшись на лифте на двенадцатый этаж, Уилл без труда нашел офис, который искал — «Маршалл и Маршалл. Юридическое бюро».

Он открыл темную дубовую дверь и оказался в комнате, целую стену которой занимали окна с видом на запруженную пешеходами улицу. Впечатляюще и с перебором. По-американски.

Секретарь — судя по виду, ее предками были ирландцы: улыбчивая, с рыжевато-каштановыми волосами, алебастровой кожей, в самом расцвете лет (двадцать с небольшим) девушка — встретила гостя доброжелательным взглядом. Первый класс, дорогая. Как и нанявшая ее фирма. Приятный штрих, отметил Уилл.

Он небрежно положил на ее стол кожаную папку.

— Добрый день, сэр. Чем могу вам помочь?

Теперь Уилл заметил, что она более чем мила. Не выразила неудовольствия, когда он вторгся в ее пространство. Впрочем, хорошие ирландцы умеют не подавать виду.

Уилл обаятельно улыбнулся. Чары остались при нем.

— Я к мистеру Артуру Маршаллу. По поводу наследства. Полагаю, он меня ждет.

— Да, сэр. — Девушка старалась не засматриваться на стоящего перед ней очень симпатичного англичанина. — Как вас представить?

— Палмер Шеппард, — сказал Уилл.

Я оглядела теплую, такую знакомую гостиную, и губы сами расплылись в улыбке. Мне хотелось смеяться, хохотать от радости и счастья.

Вот оно, самое лучшее. Вот оно, самое важное. Праздник!