Эмили Локхарт - Виновата ложь

Я тычу в нее морковкой.

— Что?

— Прекрати петь, или я за себя не ручаюсь.

Миррен поворачивается ко мне с серьезным лицом. Вытаскивает наушники.

— Можно я тебе кое-что скажу, Кади?

— Конечно.

— О тебе и Гате. Я слышала, как вы шли вниз прошлой ночью.

— И что?

— Я думаю, ты должна оставить его в покое.

— Что?!

— Это плохо закончится и все испортит.

— Я люблю его. Ты же знаешь, я всегда его любила.

— Ты только все усложняешь. Парню и так нелегко. Ты причинишь ему боль.

— Неправда. Скорее он — мне.

— Ну, такое тоже возможно. Ваши отношения к хорошему не приведут.

— Разве ты не видишь, пусть лучше уж он причинит мне боль, чем я соглашусь оставить его, — говорю я, садясь. — Я готова еще и еще раз рисковать, что мы расстанемся, чем вернуться в коробку, где жила эти два года. Я жила в крошечной коробке, Миррен. Я и мамочка. Я и таблетки. Я и моя боль. Я больше не хочу так жить.

В воздухе повисла тишина.

— У меня никогда не было парня, — выпаливает Миррен.

Я смотрю ей в глаза. В них стоят слезы.

— А как же Дрейк Логгерхед? Как же желтые розы и секс?

Она опускает взгляд.

— Я солгала.

— Почему?

— Тебе знакомо чувство, когда приезжаешь на Бичвуд, будто попадаешь в другой мир? И не должна быть той же, какой бываешь дома. Ты можешь быть кем-то получше.

Я киваю.

— В день твоего приезда я наблюдала за Гатом. Он смотрел на тебя так, будто ты была ярчайшей звездой в галактике.

— Правда?

— Я так хочу, чтобы кто-то смотрел на меня так же, Кади! Очень хочу. Сама того не заметив, я солгала. Прости.

Я не знаю, что сказать. Делаю глубокий вдох.

— Не вздыхай, слышишь! — кричит она. — Фигня! Фигня, если у меня никогда не будет парня! Фигня, если никто никогда меня не полюбит, ясно? Вполне терпимо.

Голос мамы доносится со стороны Нового Клермонта:

— Каденс! Ты меня слышишь?

— Что ты хочешь?! — кричу я в ответ.

— У повара сегодня выходной. Я готовлю обед. Помоги мне нарезать помидоры!

— Минуту-у! — Я вздыхаю и смотрю на Миррен. — Мне нужно идти.

Она не отвечает. Я застегиваю свою кенгурушку и плетусь наверх к Новому Клермонту.

На кухне мама вручает мне специальный нож для нарезки помидоров и начинает болтать.

Ай-ай-ай, ты постоянно на маленьком пляже.

Ой-ой-ой, ты должна играть с малышней.

Дедушка не будет жить вечно.

Ты знаешь, что обгорела?

Я режу и режу, полную корзинку помидоров странноватой формы, выращенных нашей семьей. Они желтые, зеленые и красные.

Началась моя третья неделя на острове, и на два дня меня вырубает мигрень. А может, на три. Не могу сказать. Таблетки заканчиваются, хотя перед отъездом я взяла сколько надо по рецепту.

Я задумываюсь, не берет ли их мама. Может, она всегда их брала.

Или близняшки снова прокрались в мою комнату, копаясь в вещах, хотя и не должны. Может, они наркоманки.

Или я принимаю больше, чем думаю. Беру лишнюю таблетку, ошалев от боли. Забываю про предыдущую дозу.

Мне страшно говорить маме, что нужно купить еще.

Когда я прихожу в норму, то иду в Каддлдаун. Солнце висит низко. Крыльцо покрыто осколками разбитых бутылок. Внутри ленточки отвалились от потолка и лежат спутанными кучками на полу. Грязная посуда в раковине засохла и покрылась коркой. Скатерти на обеденном столе запачканы. Кофейный столик весь в круглых пятнах от кружек с чаем.

Я нахожу Лжецов в комнате Миррен, все читают Библию.

— У нас спор из-за «Эрудита», — поясняет девушка, как только я вхожу. Она закрывает книгу. — Гат был прав, как обычно. Ты всегда чертовски прав. Девушки не любят таких парней, чтобы ты знал.

Буквы от «Эрудита» разбросаны по всему полу гостиной. Я видела их, когда заходила. Они не играли.

— Что вы делали последние дни? — спрашиваю я.

— Боже, — говорит Джонни, вытягиваясь на кровати Миррен. — Я уже не помню.

— Праздновали четвертое июля, — говорит Миррен. — Мы пошли на ужин в Новый Клермонт, а затем все сели в большую моторную лодку и поехали смотреть на фейерверки в Винъярд.

— Сегодня мы были в кондитерской Нантакета, пончики покупали, — говорит Гат.

Они никогда никуда не ходят. Никогда. Ни с кем не общаются. А теперь, пока я болела, они повсюду побывали, со всеми пообщались?

— «Даунифлейк», — говорю я. — Это название кондитерской с пончиками.

— Да. У них самые восхитительные пончики, — кивает Джонни.

— Но ты ненавидишь пончики с сахарной пудрой.

— Конечно, — встревает Миррен. — Но мы брали глазированные.